Бенита
Шрифт:
Вдруг внезапно, как показалось Бените, вокруг нее со всех сторон вспыхнуло пламя и раздался грохот ружей. Матабелы по двое и по трое падали. Наконец, их уцелело немного, дикари повернулись и побежали по узкому проходу вниз.
Бенита упала на землю – и первое, что она услышала, был мягкий музыкальный голос Джекоба Мейера, который сказал:
– Итак, вы вернулись после прогулки верхом, мисс Клиффорд, и, может быть, хорошо, что вы внушили мне мысль встретить вас здесь на этом самом месте.
ГЛАВА XVI. Снова в Бомбатце
Бенита позже никак не могла вспомнить, как они снова попали в Бомбатце. Ей рассказали,
Пола ее палатки откинулась, и Бенита снова закрыла глаза, боясь увидеть лицо Джекоба Мейера. Однако, она почувствовала, что это был не он; девушка знала его шаги. Она слегка приподняла веки и взглянула на посетителя из-под длинных ресниц. Оказалось, что пришел не Мейер и не ее отец, а старый Мамбо.
– Привет тебе, госпожа! – мягко сказал он, улыбаясь мечтательными глазами, хотя его старое лицо под тысячами морщинок оставалось неподвижным. – Я принес тебе молоко. Выпей: оно свежее, а тебе нужно подкрепиться.
Она взяла странный сосуд и осушила до последней капли; ей казалось, что она еще никогда не пробовала ничего вкуснее.
– Хорошо, хорошо, – прошептал Молимо, – теперь ты опять поправишься.
– Да, конечно, – ответила она, – но, Боже мой, что с моим отцом?
– Не беспокойся, он еще болен, но тоже окрепнет. Ты скоро увидишь его.
– Расскажи мне все, что случилось, отец, – проговорила Бенита, и старый жрец, которому нравилось, когда она называла его так, снова улыбнулся глазами и прошел в уголок палатки.
– Вы уехали; ты помнишь, что вы хотели уехать? Хотя я предсказал тебе, что вы вернетесь. Вы отказались послушаться моей мудрости и уехали, и я узнал, как вы спаслись от отряда. В ту ночь после захода солнца, видя, что вы не вернулись, пришел Черный… Да, да, я говорю о Мейере! Мы так называем его за цвет бороды и… – прибавил он, – зацвет его сердца. Он прибежал вниз и спросил, где вы; тогда я дал ему письмо.
Он прочитал его и прямо обезумел, проклинал вас на своем языке, бросался на землю, схватил ружье и хотел застрелить меня, но я сидел неподвижно и спокойно смотрел на него, так что он, наконец, затих. Потом он спросил меня, зачем я таким образом подшутил над ним, но я ответил, что это не моя вина, что я не мог удержать в плену тебя и твоего отца против вашей воли, что мне кажется, ты уехала, так как боялась его, что это неудивительно, если он таким образом говорил и с тобой. Я, как врач, сказал ему, что он сойдет с ума, если не сделается осторожнее, что я уже вижу безумие в его глазах. Он совсем успокоился, потому что моя слова его испугали. Потом он спросил, что можно сделать, а я ответил, что в эту ночь ничего, потому что вы уже, конечно, далеко и гнаться за вами бесполезно, что гораздо лучше двинуться вам навстречу, когда вы будете возвращаться. Он спросил меня, почему я говорю о вашем возвращении, а я повторил, что вы, конечно, вернетесь среди больших опасностей, хотя вы и не поверили мне, когда я уверял, что знаю о вашем возвращении так, как мне это открыл Мунвали, мой отец.
Я послал разведчиков. Прошла первая ночь, прошел следующий день и следующая ночь, а мы сидели и ничего не делали, хотя Черный хотел отправиться один за вами. На следующее утро, на заре, пришел один из посланных разведчиков и сказал, что его братья, спрятанные на вершинах гор и в других местах на протяжении многих, многих миль, передали ему, что матабельские воины, уничтожив еще одно племя макалангов в низовьях Замбези, теперь шли на Бомбатце. Днем пришел другой лазутчик: он сказал, что воины матабелов окружили вас, но что вы прорвались через их ряды и, спасая свою жизнь, скачете к крепости. Тогда я выбрал пятьдесят лучших из наших воинов и, отдав их под начальство Тамаса, моего сына, отправил в засаду среди скал горного прохода, потому что мы, люди не воинственные, не осмеливаемся сражаться с матабельскими воинами в открытой долине.
Черный пошел с ними и когда увидел, как велика ваша беда, хотел броситься вниз навстречу матабелам, потому что он очень храбрый человек. Но я сказал Тамасу: «Нет, не старайся сражаться с ними на открытом месте, там они, конечно, убьют тебя». Кроме того, госпожа, я был уверен, что вы не успеете подняться на гребень прохода. И вы поднялись, хотя вас от смерти отделяла только былинка: мои дети стреляли из новых ружей и, так как место было узко, они не могли давать промахов и убили многих из этих гиен-амандабелов. Но убивать матабелов все равно, что ловить блох на собачьей спине; их всегда остается большое количество. Впрочем, это все же помогло: тебя и отца благополучно принесли в крепость, и мы не потеряли ни одного человека.
– А где же теперь матабелы? – спросила Бенита.
– Подле наших стен стоит целое войско – три тысячи человек или еще больше, под командой предводителя Мадуны, человека высокой крови, жизнь которого ты спасла, хотя после того он гнался за тобой, как за антилопой.
– Может быть, он не знал, кто это был, – предположила Бенита.
– Может быть, – ответил Молимо, потирая подбородок, – потому что в таких случаях даже матабел обыкновенно держит слово, а ты помнишь ведь, что он обещал тебе жизнь за жизнь. Во всяком случае, они беснуются пред стенами, как львы, и мы отнесли вас на вершину горы, чтобы защитить от них.
И старый жрец, отступая, вышел из палатки, то и дело останавливаясь, чтобы поклониться Бените.
Через некоторое время пришел Клиффорд; он очень ослабел и тяжело опирался на палку. С восторгом встретились отец с дочерью, они обнялись и поблагодарили Бога за свое спасение от великой опасности.
– Ты видишь, Бенита, нам нельзя уехать из этого места, – немного успокоившись, сказал Клиффорд. – Мы должны найти золото.
– Ах, это золото, – с силой ответила молодая девушка, – одно это слово мне ненавистно. Кто может думать о золоте, когда подле крепости ждет толпа матабелов в три тысячи человек, чтобы убить?
– Я почему-то не боюсь их, – сказал старик, – у них была возможность уничтожить нас, и они ее пропустили, а макаланги клянутся, что теперь, получив ружья, при помощи которых можно охранять ворота, они не позволят взять крепость штурмом. А между тем, одного человека я боюсь.
– Кого?
– Джекоба Мейера. Я несколько раз видел его, и мне все кажется, что он сходит с ума.
– Почему это кажется тебе?
– Сужу по его наружности. Он сидит, что-то бормочет, и его странные черные глаза так и горят; потом он начинает стонать, иногда же разражается взрывами хохота. Правда, это бывает, когда с ним случается странный припадок, а иногда он кажется довольно нормальным. Но поднимись, если можешь, и суди сама.