Бер и Берегиня
Шрифт:
Вдруг, в какое-то мгновенье, все вокруг замирает. Нет, реально! Вот передо мной висит клыкастая хрень, оскалившись во все свои зубы, я вижу, как лапа моего бера, пробив ее насквозь. Вот дед запустил клыки в недоупыря. Вот огненный шар, что завис в паре сантиметрах от своей цели. И никто, никто не шевелится.
В дверном проеме показалась кудрявая макушка Вари. Хотел рвануть к ней, закрыть собой, не дать никому и близко подойти к моей самке, но не смог. Лапы приросли к утоптанному снегу. Варя сделала аккуратный шаг во двор. Осмотрелась. И уверенно направилась
Подошла ко мне. Какая же она все таки маленькая. Чуть выше моего плеча. И это, когда я человек. Сейчас же она мне доставала примерно где-то до середины живота. Стоит, смотрит на меня, задрав кудрявую головку. Смотрит прямо в глаза. Ее серые омуты превратились в штормовые воды.
— Коновалов, ты— Мудак!! — и бьет меня кулачком в пузо. Конечно, не больно, густой мех и жир делает свое дело.
— Ты обещал вернуться когда? — руки уперла в бока, притопнула ножкой. Смешная в этой шапочке с помпоном, а охотничий костюм делал ее похожей на снеговика. Такая же круглая вся.
— Какого хера, Коновалов, мы поперлись сюда, спасать твою жопу?! — еще один удар в пузо. — Мне нельзя волноваться, козел! — снова удар в пузо. Да что ж ты лупишь-то меня, я и так знаю, что я мудак, козел и так далее! Не пришел вовремя домой, эка невидаль с моей то работой!
— Еще раз, Коновалов, ты меня обманешь— кастрирую! — Варька, только не плачь. Вот давай не сейчас, да? Но уже поздно. Пухлые сочные губы начинают дрожать, а глаза наполняются слезами.
— Какой же ты мудак, Кирилл! — слезы капают на снег. А для меня— будто кислота, оставляют такие же раны в душе.
— Так, Кирилл. — размазывает слезы по щекам, шмыгает носом. — Или же сейчас же мы возвращаемся домой, или же я уезжаю в город! Точка! — снова топнула ножкой в высоком ботинке. Да я б с радостью, Варь, домой-то. Щас вот этих вот покрошим, и домой. Правда.
Варвара разворачивается, направляется обратно в хатку. С тоской смотрю ей в след. Зараза моя кудрявая, заноза моя! Прибил бы! Сначала деда, а потом и ее.
Вдруг Варя щелкает пальцами, и нечисть просто растворяется в воздухе. Все отмирает, время снова течет своим чередом. Я стою и смотрю на свою женщину в глубоком шоке. Вот тебе и берегиня. Вот тебе и созидательная сила.
— Кирилл! — бросает мне через плечо моя берегиня. — Оденься, отморозишь все.
Перевожу взгляд на себя. Снова человек. Голый. Ну пиздец, ну приплыли. Кто ты, Варвара Миронова?
26.
Две горлицы наблюдали за произошедшем в овражке. О нападении свидетельствовала лишь разбитая в щепки дверь избушки, да утоптанный лапами беров снег. Посреди двора стояли двое широкоплечих мужчин, один лысый, помоложе, и седой, как лунь, возрастом постарше. До птичьих ушей донеслись лишь обрывки фразы «Отморозишь все».
— Я все-таки сделала правильно, что их свела вместе. — сказала одна птица другой.
— Не стоило их такой опасности подвергать, — качнула головой молодая женщина в белом платье до пят, и с толстой косой густых пшеничных волос, что материлизовалась
— А чего переживать-то? — на месте первой сидела женщина, белые волосы которой были уложены в причудливую прическу. У нее были необычайного синего цвета большие глаза, что в темноте немного светились. Обе женщины были похожи между собой, словно сестры, но не были ими. Та, что постарше, запахнула на плечах белую шубку.
— Как это «что переживать»? — возмутилась та, что помоложе. — А если б все вышло из-под контроля? А если бы они друг другу не понравились? А если бы их убили, в конце-концов?
Та, что постарше, рассмеялась звонко, словно ручеек бежал по камушкам.
— Марьяна, ну ты что говоришь-то? Я долго подбирала своему потомку хорошую пару. Чтоб не дурак, не урод какой-то моральный, чтоб защитить мог. Кто ж знал, что среди народа Яви нет подходящего ей? Что только твой оборотень моей Вареньке подойдет? А то, что созданы друг для друга они, можешь не сомневаться. — Женщина достала из внутреннего кармана шубки небольшое веретенце, богато украшеное драгоценными камнями. — Мое веретено никогда не ошибается. Связаны наши дети крепко, да так крепко, что рикошетом и Балканца задело. Ему тоже счастья отсыпало.
— Все-равно, мне кажется, что это слишком жестоко. Зачем было все это придумывать, с тем несчастным, который вез Варю, с теми, кто погиб позже.
— Марь, ну вот что ты начинаешь? — Доля приобняла собеседницу за плечи. — Варька моя должна была почувствовать в твоем сыне того, кто ее защитит. Они должны были пройти через это вместе. Иначе бы твой сын не смог бы контролировать своего оборотня, который, на минуточку, все равно бы вырвался в городе. А так, в моей Варе и подарок мой проснулся, и сына твоего она уравновесила. Ведь ты бы не хотела видеть Кирилла тут, в Нави, не как гостя, а как постоянного жителя? Конечно, не хотела бы. Тут страшно и мерзко. — она зябко дернула плечами.
— Не хотела бы. — согласилась Марьяна, не сводя взгляда со своих мужчина— со своего отца и со своего сына. — Скажи, Доля, у них все будет хорошо?
— Да кто ж тебе такое скажет-то? — Небесная Пряха рассмеялась в голос. — Я лишь могу указать им путь, а они сами выберут, пройти по нему, ли же выбрать другой. Я организовала их встречу, пнула твоего сыночка к активным действиям. А то, что было дальше, это уже их решение, Марьяш. Заодно и этого урода убрали, который детишками да душами невинными питался.
— Руками моего сына. — напомнила Марьяна.
— А что тут такого? — удивилась Доля, — Он сам встал на путь борьбы с нечистью. Это его призвание и работа.
— Страшно и опасно, — сказала Марьяна, вспоминая те чувства, когда ее сын, ее Кирюшка, рвал жгуты на себе, оставляя глубокие кровавые раны на руках и теле там, где эти жгуты врезались в плоть. Ей хотелось выть и кричать от ужаса и боли, вместо него. Но нельзя было проронить и звука, дабы не нарушить договор с Небесной Пряхой Долей. Ее молчание и невмешательство взамен на счастливую долгую жизнь их детей.