Бер и Берегиня
Шрифт:
— Вы ж его знаете, дядь Кир.
— Ага, весь в отца, такой же упрямый медведь. — слышу знакомый голос. Не. Может. Быть.
Я вижу себя. Я практически такая же, как и в прошлом сне. Только волосы стали еще длиннее. Ни следа макияжа, лицо загорелое, фартук повязан на раздобревшей в бедрах фигуре. Я вижу себя вторую в футболке, бриджах и домашних тапочках.
— Ба! — вскрикивает малыш и тянет ко мней-старшей ручонки. Я— старшая смеюсь и снимаю внука, да, скорее всего внука, с могучей шеи Кирилла, и тискаю, тискаю смеющегося малыша в объятиях.
— Привет, сладкие мои. —
— Дай тебе волю, ты б их никогда от себя не отпускала, — улыбается Кирилл, шлепая меня-старшую по попе. Однако, с возрастом он стал все больше похож на своего деда.
— Конечно, не отпускала бы. — улыбаюсь я в ответ, целуя блондинку в щеку. — Как ты, детка? Все нормально?
— Да, теть Варь, — она кивает, прикладывая маленькую узкую ладошку к своему животику. Так-так-так, а у меня будет еще внук! А ну-ка. Мой сон— мои правила.
Напрягаюсь чутка, и вижу, что моя сноха родит мне второго внука! Только… Что-то в нем не то. Нет, он здоров, и ментально тоже. Но в нем есть что-то, что отличает его от старшего внука.
Меня выкидывает обратно в сон. Моя семья уже сидит за столом, мой внук (мой внук, мать его! У меня есть внук!) сладко спит на диване рядом. А старшие ведут милый разговор.
— Как твои, Оль? — Кирилл сидит, полуоткинувшись на спинку стула.
— Ой, не спрашивайте. — отмахивается Ольга, закатывая глаза. — Кажется мне, что скоро за пятым пойдут. Отец как с цепи сорвался, — хихикает, прикрывая миленький ротик, — Мама от него уже не знает, куда спрятаться.
— Толку то прятаться, — ржет Кирилл, а на него шиплю старшая я, чтоб не разбудил внука. — Все равно выследит. Так она его еще больше провоцирует на охоту.
— А может, ей нравится? — вставляю старшая я свои пять копеек. — Ну не поверю я, что за столько лет жизни с оборонем, она не знает, на что они реагируют острее. Как младшие, Оль? Все хорошо?
— Да, теть Варь. Братислав и Душан собираются через пару месяцев в Россию, они оба прошли отбор к Александру Семеновичу в отдел. Ну а Слава, — Ольга ласково улыбается, вспоминая о младшей сестричке, — Славна на полном серьезе собирается за братьями. Она почему-то уверена, что братьям крайне необходима защита ветеринара.
— Ну а что? — Кирилл серьезно смотрит на сноху, — Врачи всегда нужны. Тем более, ветеринары. И пусть ветеринару всего 10 лет.
Ольга смеется.
Ольга… Ольга… Так, стоп! Это же Ольга! Дочь Алисы!
Старшая Я вдруг поворачивает голову и внимательно смотрит прямо на меня. Я замираю. Хотя чего бояться, это же я. Старшая я чуть заметно кивает головой в сторону двора, и я покорно вылетаю вслед за ней. Она идет к беседке, садится на одно из мягких кресел, достает из кармана пачку сигарет, закуривает, и внимательно смотрит прямо на меня. Как она меня видит?
— Я тебя давно ждала. — произносит старшая я и улыбается мне. — Садись, есть о чем поговорить.
Мой дух опускается рядом. Я не ощущаю прикосновений к своему телу ткани кресла. Но очень хочется курить. Очень.
— Я помню, как увидела этот момент во сне. — продолжает говорить Старшая я, не сводя с меня взгляда. — Успокой свою
Старшая я докурила сигарету, огляделась вокруг в поисках пепельницы, и не неайдя, матюкнулась.
— Опять пепельницу на место не поставил. — затушила сигарету о подошву шлепки, и спрятала бычок в карман. Подняла на меня взгляд. — Варя, сына зовут Иван. А сейчас тебе пора. — и щелкает пальцами, меня с дикой силой тянет в небо, и всасывает в огромную воронку.
И я просыпаюсь.
23.2. Кирилл Коновалов
Сознание возвращалось рывками. Перед глазами плясали кровавые круги.
— Кир, — меня потрясли за плечо и тело отозвалось болью.
— Кир, блядь, хорош разлеживаться, очухивайся давай! — я его убью когда— нибудь. Хоть Милош и был мне братом, но убью.
Открыл глаза с трудом, и постарался оглядеться. Тело отдавало болью. Казалось, болела каждая клеточка.
— Ну наконец-то. — Милош появился откуда-то сбоку. Выглядел мой сербский капитан не сильно хорошо — помятый, в кровавых разводах там, где красные нити Игната впивались в тонкую человеческую кожу. На мощной шее был одет ошейник, от которого в темноту уходила тяжелая цепь. Ошейник?!
Я дернулся, стремясь проверить и свою шею на наличие такого же, но не смог дотронутся. Да что там, я и руки то поднять не мог. В отличие от Милоша, которого пристегнули за ошейник, я был пристегнут за руки. Попытался приподняться на локтях — и свалился обратно на каменный пол. Боль, только-только начавшая затихать, взялась за свое с новыми силами. Суставы выкручивало и выламывало, мышцы сводило судорогой.
— Тихо-тихо, бата, не шевелись. — на лоб упала мокрая тряпка, некогда бывшая футболкой. Моей или Милоша— не ясно. — Поломала нас сила этого уебка, — тихо говорил серб, пытаясь унять мою боль. Я знаю, наша Нина гоняла его по лекарскому мастерству, я же в то время был в, так скажем, командировке. Он протер мой лоб тряпкой еще раз. — Я и обратиться не могу. Эта тварь нас заблокировала. Я теперь человек, а ты… А ты бер.
В смысле я бер? Опустил взгляд — голова отозвалась тяжелым ударом крови по вискам— и увидел вздымающиеся бока и живот медведя. Но почему я не слышу его?
«— эй, ты тут?»— тихо позвал своего медведя мысленно, но ответа не услышал. То есть я заперт в теле медведя? Пиздец, приплыли.
— Что, и твой молчит? — спросил серб. Вопрос не требовал ответа, он был риторическим. — И мой тоже. Кир, что делать будем? Выдрать цепи не получается, я полночи пытался. Ошейник этот проклятый, — Вукович остервенело дернул полоску стали на своей шее, — Тоже не сорвать. Надо выбираться как-то.