Берег Беглых Собак
Шрифт:
– А ты – в командировку? Или так? – спросила Анечка.
– И так, и так, – сказала я. – Устроилась в глянец. Пишу статью про художников. Меня интересуют особые случаи. Психи. Необычные истории. Самоубийцы, извращенцы. Скандалы.
– Тебе повезло, – пробасила Анечка. – Сейчас мы пойдем к человечку, который знает кучу таких художников.
– Реально? – удивилась я своему везению. – Класс!
– Да! Реально. – Анечка уверенно кивнула. – Это невероятный проект. Напиши обязательно.
– А в чем суть?
Мишка рассказал более подробно:
– Художники
– Интересно.
Последний пассажир покинул вагон. Проводник вопросительно посмотрел на нас.
– Все. Больше никого нет, – сказал он и начал закрывать за собой дверь.
Девочка так и не вышла.
– Странно, – сказала я. – Где же девочка?
– Наверное, мы не заметили. Заболтались. Забей. Значит, тебе просто подарили этот каллейдоскоп.
На углу Лиговки и небольшого переулочка, выходившего на Пушкинскую улицу, нас ждал нежно-розовый «Хаммер».
Мы с Анечкой сели назад, Мишка сел рядом с блондинкой, сидевшей на месте водителя. Блондинка обернулась.
– Привет, – сказала она и окинула меня холодным взглядом.
Я обратила внимание, что на ее левой руке сверкает крупный бриллиантовый перстень. Тысяч на пять долларов. Интересно, хахаль подарил? Или сама родины напродавала? Что-то не припомню ни одного ученого с такими деньжищами.
– Доброе утро! – сказала я нейтрально.
– Я – Лера, – блондинка улыбнулась мне журнальной улыбкой.
– Танк. Рита Танк. – Оскалилась я.
– Бонд. Джеймс Бонд, – хохотнул Мишка.
Я скромно улыбнулась.
– Боже упаси! Куда мне! Всего лишь журналист. Кстати! Все хочу сказать – охренеть, какая у вас шикарная машина! Любовник подарил?
– Сама! – обиженно обрубила Лера.
– Сама-а-а! Вау! – я придала своему лицу вид самого идиотского восхищения.
– Да. Ниче так, – она сразу подобрела.
Анечка ненавязчиво вступила в беседу:
– Рита интересуется художниками. Ей надо статью для глянца одного написать.
– Да? Ну… даже не знаю. Мои все – такие. Некоммерческие. Не от мира всего. И мрут, как мухи.
– Но мне и нужны такие! – обрадовалась я. – Особенные. Без башни. Знаете, читатели любят ужасы.
– Пилот. У него вместо башни – Марианская впадина! А? – Анечка выжидательно замерла.
– Пилот?! – ухмыльнулась Лера. – Ты бы еще графа Дракулу вспомнила. Пилот уж полгода скоро, как на небесах.
– Да? Точно, – Анечка задумалась. – Я и забыла.
– А чего он? Суицид? – спросила я.
– Да, – Мишка тяжко вздохнул. – Вены вскрыл. Вся мастерская в кровище была.
Все на минуту замолкли.
Машина летела все быстрее. Вокруг нас образовалось облако пустоты. Мы ехали в этой пустоте, словно в другом измерении, легко обгоняя автобусы и легковушки, застрявшие в месиве снега. «Хаммер» разрезал пространство, словно был покрыт тефлоном.
Только один раз нас тряхнуло, когда Лера притормозила перед несущимся наперерез черным «БМВ» времен Второй Мировой.
– Ничего себе? – я проводила машину взглядом. – Охренеть!
Они все трое сурово молчали.
– Нет! Вы видели, чтобы старая развалина так летала? – я ведь изображала идиотку студентку.
Мишка открыл бардачок и передал мне свернутую вчетверо газету и сунул мне в руки:
– Это его машина.
С первой страницы грозно смотрела фотография пожилого, но очень моложавого человека с абсолютно лысой головой. Хочу сказать, что у этого лица была очень характерная особенность, которую я видела в своей жизни всего несколько раз. Когда смотришь на лица таких людей, сразу вспоминается силиконовая маска Фантомаса. Не имеет значения, какое это лицо – холеное или грубое, покрытое оспинами или прыщами, бледное или смуглое, бритое или не очень – поверхность этих лиц имеет некую лишнюю толщину, словно на человека надета вторая кожа.
В течение своей жизни я видела трех таких человек.
Не скажу, где я их видела.
«Тренинги профессора Д. С. Легиона. Психогеометрия – управление реальностью».
– И что? – я была в легком недоумении. – Мало этих коучеров нынче? Вся чертовщина повылезала. Шумак, Шапировский… Подумаешь, еще один.
Мишка с Анечкой молчали. Лера ухмыльнулась.
Мишка протянул мне бутылку «Ольмеки».
– Выпей, Рита. И расслабься. У тебя морщины на лбу.
– И что?
– Ничего! – сказал он. – Морщины на лбу – это вредно.
Я не стала сопротивляться.
Приближалась окраина. Небо цеплялось серым брюхом за трубы заводов. Становилось все сумрачнее, и снег валил все сильнее.
Впереди, почти на самом выезде из города, на дороге проявилась черная кошка. Она торопливо семенила по блестящему от слякоти асфальту прямо под колеса.
– Кошка! – сказала я громко, дергая Леру за плечо. – Притормози.
– Не дай бог перебежит! – Лера надавила сильнее на газ. – Ненавижу черных кошек!
Все вздрогнули, услышав удар.
– Дерьмо! – Выругалась Лера и нажала на тормоз. «Хаммер» с визгом остановился.
Мы вышли из машины, ожидая увидеть окровавленный бампер, но бампер был чист, и кошки нигде не было.
– Че за дела? – нахмурился Мишка.
Анечка пожала плечами и забралась обратно в салон.
Снова сев за руль, Лера сказала:
– Поставь нашу.
Мишка полез в бардачок за дисками.
Изредка ритм R&B прорезало ворчание нереально низкого саксофона, и кто-то зловеще шептал нечто типа «song diabolo», но мне казалось, что это была фраза «Сын Дьявола». В конце концов, послание мы можем прочитать и на обрывке туалетной бумаги – если оно нам послано. Я давно пришла к выводу – если ты слышишь «Сын Дьявола», то значит так и есть.