Берег Беглых Собак
Шрифт:
– Так что? Кошкина тоже кукла?
– Ну-у.. В каком-то смысле мы все куклы, – усмехнулся Роня. Но нет. Нет. В обычном смысле она человек.
– А из-за чего все это? Они что? В деньгах нуждаются? Куклы эти?
– Нет. Управление – вот, что их интересует. Контроль и управление. Источник энергии. Люди – источник энергии. Деньги – это бумага, если они не средство управления.
…Ночью я внезапно открываю глаза. Я вспомнила, кто убил Леру. Леру убила случайность. В разгар вечеринки в комнате – откуда ни возьмись – прямо из пустоты появилась
Мне не досталось ни кусочка свинца, потому что я как раз отходила на кухню за водой.
Роня спит на полу, укрывшись плащом. Кошкина на разложенном складном кресле. Я подхожу к Роне и пытаюсь найти у него за поясом свою пушку, но безуспешно. Куда он мог ее спрятать? Короткий обыск не дает никакого эффекта, зато на дне рюкзака Коши я обнаруживаю толстую тетрадь, исписанную мелкими буквами и разрисованную рисунками.
С этой тетрадью я и выхожу из комнаты.
В коридоре, в абсолютной тишине ночи я слышу варган.
Часть 3
«Дневник Лизы Кошкиной»
Пролог
Наступает момент, и какая-то случайная мелочь – жест, предмет, оброненная невзначай фраза – абсолютно меняет не только твою жизнь, но и жизнь тех, кто оказался рядом. И, мало того, вдруг понимаешь, что жизнь – совсем не то, что ты думал.
Земля, что столько лет честно держала тебя, вдруг ни с того, ни с сего, оказалась хрупким ледком над бездонной пропастью, в которую ты летишь и летишь, как в детском сне, сорвавшись с качелей, и не за что уцепиться потому, что ничего нет.
Все перевернулось. Люди стали призраками, призраки – плотью, предметы – символами; слова, звуки обрели угрожающую твердость; смерть стала привычкой или прихотью.
И надо выбрать…
Просто выбрать то или это.
Свободу, любовь, свет, предательство, безопасность, истину, прошлое, будущее… Будущее уже началось, оно зреет внутри каждого твоего шага, внутри каждого взгляда, слова, жеста. Оно зреет в тебе таинственным плодом. Зло в нем или благо?
Никто не скажет, как все на самом деле.
Но надо выбрать…
Просто выбрать то или это.
Я вспоминаю. Я снова слышу голос флейты, мягко вплетающийся в голос прибалтийских волн. Слышу шелест осоки и шорох песка, текущего тонкой струйкой из руки. И огромное безграничное небо, пронизанное силой ветра и солнца.
Лиза Кошкина
Лето
Был май. Ветер шуршал осокой. Миллионы солнц вспыхивали на гребнях плоских волн Финского залива. За-во-ра-жи-ва-ли. Шлиоп-п-п-пали пеной о песок.
Ключи от неизвестных домов, старинные бутылки, заржавленные обломки военных мин, отшлифованные до гладкости стекла и скруглившиеся кирпичи, старинные монеты – вот что волны выбрасывали на блеск мокрого песка.
В этот день они швырнули прямо к моим «мартинсам» флейту. Деревянную. Коша всегда мечтала о такой. С детства. Это же супер – играть на дудочке. Это ветер в твоих руках. Она сыграла первую ноту и, точно собака на свист хозяина, на звук флейты прибежал ветер. Он растрепал осоку, кроны ив, волосы. Ветер принес корпускулы небесного счастья. И весь дикий берег на задворках кировского стадиона взорвало радостью. Это было просто «вау!» Надо было срочно поделиться этим с кем-то. Коша оглянулась и увидела на камне незнакомого парня лет двадцати пяти или немного больше.
– Ты здорово играешь!
Парень тут же поднялся и шагнул ей навстречу.
– Мне кажется, что эта флейта вызывает ветер, – Кошкина протянула флейту – Давай-ка ты! Я хочу проверить – так ли это. Или просто случайность.
– Да я не умею, – нервно усмехнулся он.
– Умеешь! Просто дунь в нее!
Роня осторожно поднес флейту к губам, но у него получился жалкий писк.
– Я же говорил! Мне кажется, тут дело не во флейте, а в тебе.
– Черт! Давай сюда! – Коша снова начала играть с флейтой. Особенно ей понравилась нижняя бархатная нота фа диез. Ветер не заставил себя ждать. Он схватил перышки и кусочки листьев и швырнул все это в воздух.
– Круто! Ты видел? Видел! А-а-а! Это случайность?
– Надо проверить.
– Да! Точно! Ты хочешь? Давай? Я – Лиза Кошкина. Коша.
– Андрей. Роня.
Их руки соединились в рукопожатии, и горячий ветер жизни смешался между двух ладоней.
– Я хочу стать крутым художником, – сказала Коша. – Гениальным, как Ван-Гог, и богатым, как Пикассо.
– Разве так бывает?
– Нет. Но я попробую. А еще… – Кошкина опустила глаза. – Мне кажется, что ты не будешь смеяться, если я скажу тебе, что хочу спасти человечество.
– И как ты собираешься это сделать?
– Пока не знаю, – Коша пожала плечами. – Мне кажется, что каждый из нас это делает. Ну каким-то маленьким спасением. Спасеньицем. И вся сумма маленьких спасений и есть наше общее спасение.
Высокая осока серебрилась на солнце, и птицы пели в кронах тополей.
– А ты чем занимаешься по жизни? – спросила Коша.
– Учусь в театральном, но недавно начал писать книгу. Наверное, стану писателем или драматургом. Мне нравится придумывать истории.
– Черт! – Коша покачала головой. – Я бы никогда не смогла написать книгу. Это же так много всего нужно удержать в голове одновременно. Голова может от этого лопнуть!
– Но ведь она не лопается от того, что ты помнишь твою жизнь?
– Но это же не одно и то же. Жизнь втекает в меня и вытекает, а книгу надо всю целиком держать в голове.
– Возможно, ты права, – улыбнулся Роня.
Они целый день ходили по городу и вызывали ветер.
Бродяжничество завершилось на набережной возле Сфинксов.