Берег черного дерева и слоновой кости(изд.1989)
Шрифт:
— Вот таким способом, — говорил он, потирая руки, — я долго буду жить в мире и спокойствии.
После этого он принялся за министров, которым вверил управление государством в свое отсутствие, и порядком пробрал их. Призвав их в тронную залу, он заметил, что все они до того разжирели, что не могли пролезть в дверь. Он дал им двадцать четыре часа на то, чтобы похудеть и затем явиться к нему с отчетом о своих действиях. На другой же день он отрубил голову трем министрам, не успевшим возвратить неправедно захваченное.
Точно таким же образом он умиротворил внутреннюю вражду, возникшую в его собственном семействе, и в государстве воцарился глубокий мир.
Вот так Барте и Гиллуа избавились
Главная их обязанность состояла в том, чтобы чистить оружие Гобби, полировать черепа, служившие королю фетишами, и возделывать в дворцовом саду маниок, из которого приготовлялась пища для его величества.
Маниок составляет главную пищу жителей Западной и Южной Африки. Этот корень бывает разных сортов; все они, по словам Драппера, имеют между собой некоторое сходство, хотя качеством и цветом совершенно различны.
Маниок, растущий в Конго, превосходит все другие виды своим качеством. Листья его темно-зеленого цвета, как у дуба, с большим количеством жилок и зубчиков. Стебель его, достигающий десять — двенадцать футов и разделяющийся на множество отростков, слаб, как ветла. Цветы очень мелки, а семена похожи на турецкую коноплю.
Это растение почти без всякой обработки дает довольно объемистый корень, из которого добывается мука. Сок этого корня действует как страшный яд, но ядовитое начало улетучивается после промывания и сушки. Зная все это, легко понять, почему Гобби так заботился о разведении и обработке питательного растения. По королевскому приказанию несколько десятин земли было обнесено оградою из тростника и колючих кустарников, и пока одни поля обрабатывались, другие отдыхали.
За эту ограду были брошены Барте и Гиллуа. Несколько часов они служили предметом народного любопытства на главной площади Матта-Замбы, после чего им дали уразуметь, что, как только страж заметит их намерение бежать, они тут же будут принесены в жертву великому Марамбе.
Посредине невозделанной части колючего сада, под сенью цветущих лиан, стояла хижина из зеленых веток; оба друга, истомленные усталостью, едва дотащились, поддерживая друг друга, до этой хижины. Не в силах обменяться ни одним словом, они упали на ложе из сухих листьев, где в первый раз после двухнедельного мучения остались одни и смогли забыться благодетельным сном.
2. Суд короля Гобби. — Странное посещение
Пленники, проснувшись на другой день, увидели на пороге хижины деревянную чашку муки маниока, приправленной красным перцем, и огромную горлянку^1 с водою.
[^1Горлянка — род тыквы, в которой сохраняется вода.]
Это был подарок от короля, который удостоил вспомнить за завтраком, что белые пленники ничего не ели со вчерашнего дня. В первый раз со времени рабства друзья могли на свободе обменяться впечатлениями. Первые минуты сильного потрясения миновали, и они могли спокойнее обсудить свое положение и сообразить, каким образом действовать.
— Бежать отсюда во что бы то ни стало — вот единственная цель, которую мы должны преследовать, не останавливаясь ни перед чем, — сказал Барте в заключение.
— Совершенно справедливо, — отвечал Гиллуа, — но для успеха нам многого недостает. Мы, во-первых, должны иметь точные сведения насчет положения страны, в которой находимся, и узнать, на какую часть берега выгоднее добраться; во-вторых, выведать пути, уже проторенные караванами, и, наконец, добыть оружие для защиты.
— Любезный друг, если мы будем откладывать наш побег до того времени, пока все эти вопросы будут разрешены,то, пожалуй, нам придется провести всю жизнь над очисткой черепков и трубок Гобби.
— А между тем какая была бы неосторожность…
— А вот слушайте, как я буду решать ваши вопросы!— воскликнул молодой офицер.— Вы желаете узнать кое-что о положении страны?.. Все время мы шли на северо-восток от Рио-дас-Мортес и теперь дошли до реки Конго или до одного из ее притоков. Неизменное движение к востоку должно было привести нас к истокам этой таинственной реки, которая вытекает, может быть, из того же озера, что и Нил, только с противоположного водоската. В таком случае мы находимся около 5° широты и между 24° и 27° долготы, поблизости от озера Куффуа. Теперь— на какую часть берега нам надо выбраться? По-моему, нельзя заранее указывать маршрут, мы должны знать только одно: во что бы то ни стало добраться до морского берега, а так как у нас нет выбора в направлении, то остается лишь последнее средство, чтобы не заблудиться, — это следовать по течению Конго! Ах, будь у нас только проводник!
— Ну а оружие?
— В этом отношении нам придется удовлетвориться оружием, отданным на наше попечение. Впрочем, надо надеяться, что по крайней мере за пятьсот миль отсюда мы встретим мирные племена, у которых ни наша жизнь, ни свобода не подвергнутся опасности!
— Какие, однако, точные сведения вы имеете обо всем этом, Барте!
— Всю мою молодость я изучал с особенной страстью географию и этнографию. Знание земного шара и человеческих рас, на нем живущих, всегда казалось мне самой важной из наук.
— Вы не ошиблись в выборе, потому что именно это знание, может быть, спасет нас. В таком случае, к несчастью, я не могу быть вам полезен, потому что всегда изучал со страстью только естествознание. Единственное, что я могу делать, когда мы пустимся в путь, — это пытаться определить широту посредством ботанической географии.
— Как так? — удивился Барте.
— Очень просто, — ответил Гиллуа, забывая опасность своего положения при воспоминании о любимой науке. — В настоящее время известно более двухсот пятидесяти тысяч растительных видов, но, по остроумному сравнению Геффера, требовать от ботаника знания наизусть свойств каждого растения было бы так же нелепо, как требовать от главнокомандующего, чтобы он знал по имени и в лицо каждого солдата своей армии. Значение и распределение растений в различных странах земного шара — вот главный предмет изучения; это и составляет сущность того, что я называю ботанической географией. Эта наука принимает, как физическая география, два крайних предела— полюсы и экватор… Полюсы дают нуль растительности. Экватор, напротив, проявляет все ее богатство и роскошь… Между полюсами и экватором находятся промежуточные степени. В полюсах, ближайших к полярным кругам, распределение растений так же однообразно и правильно, как и на равнинах, ближайших к экватору. От чего зависит этот странный результат?
В умеренных странах вся живая природа страдает от колебаний температуры, которые, подобно маятнику на часах, раскачиваются до 20° то выше, то ниже средней температуры года. Совсем иное мы видим под тропиками и в полярных областях.
Там колебания почти ничтожны сравнительно с колебаниями европейских климатов: очень редко они достигают 3° и 4°. Таким образом, почва и атмосфера, то есть главные условия всего живущего на земле, почти постоянно проникаются равным количеством тепла.
Повторяю, что в странах, находящихся между полярными кругами и тропиками, картина совсем иная: температура воздуха и почвы настолько же непостоянна, насколько разнообразны растительные виды. В умеренном поясе имеются самые разнообразные виды, перенесенные из всех стран мира; их возделывание подчиняется температуре зимнего или летнего времени.