Берег черного дерева и слоновой кости (сборник)
Шрифт:
— Ваше дело ясно, — любезно предупредил Ольдгамга один из тюремных чиновников. — Вы хорошо сделаете, если напишете своим родным, потому что послезавтра все будет кончено.
Но мистер Ольдгам не оценил этой любезности, так как твердо верил в свою непричастность к каким бы то ни было преступлениям.
Вечером заключенного посетил его тесть, мистер Фортескью. Он вошел важно, скрестив на груди руки, и с самым торжественным видом произнес:
— Я тебе предсказывал, Захария, что ты опозоришь обе наши семьи! На твоем челе я всегда видел неизгладимую печать
— Клянусь вам, что я являюсь жертвой судебной ошибки, — возразил несчастный клерк.
— Не лги! — строго остановил его почтенный мистер Фортескью. — Я все знаю.
— Если вы знаете все…
— Я читал геройский рапорт храбрых солдат его величества, которые сражались против разбойников, во главе которых был ты. Я даже внес свою лепту при общей подписке в пользу храбрецов, потому что я прежде всего англичанин, а потом уже твой тесть. Ничто из славы отечества мне не Может быть чуждо… Впрочем, ты сам, как оказывается, защищался как лев. Я тобою доволен. Это придает некоторое величие твоим преступлениям.
— Но это ужасно!.. Уверяю вас, что ничего подобного не было! Я все время сидел под столом, покуда происходила битва между «грабителями» и какими-то неизвестными людьми, которых я не мог видеть, так как они находились в самой глубине залы. Что же касается королевских солдат, то они ни с кем не сражались и никого не убили, потому что пришли тогда, когда все уже было кончено.
— Довольно, Захария, довольно! — перебил с негодованием мистер Фортескью. — Не старайся разрушить эту почтенную легенду, бросающую новый луч славы на нашу доблестную армию. Горе тем народам, которые не умеют хранить своих преданий!
— Но, дорогой мой тесть, вы глубоко ошибаетесь! — протестовал Ольдгам. — Вы ошибаетесь, я должен заметить вам это, несмотря на все свое уважение к вам. Тут нет никакой славы, никакой легенды, никакого предания. Тут просто ошибка в личности и в имени, больше ничего.
— Захария, ты относишься ко мне непочтительно.
— Вам просто хочется проповедовать… Это у вас в крови… Вы так любите слушать самого себя.
— Захария!..
— Как! Вы решились заявить мне, что приняли участие в подписке в пользу тех людей, которые арестовали меня под столом, Фортескью, — заметьте это — и которые хотят меня повесить, чтобы самим прослыть героями… Это возмутительно!
— Захария!.. Змея, которую я отогрел на своей груди!..
— Убирайтесь вы с вашими змеями, легендами и преданиями, с вашими солдатами и подпиской. Я был глуп, потому что был слишком добр. Но мое терпение лопнуло, наконец. Я не могу…
— Негодяй! Неужели ты осмелишься поднять руку на отца своей жены?
— Нет, я не сделаю этого, только вы уходите, пожалуйста. Это будет гораздо лучше. Вы сами знаете, что мы и дома-то не можем пробыть вместе двух минут, не вцепившись друг другу в волосы.
— Бедная Бетси!.. Несчастная Бетси!.. Какого отца я выбрал для твоих детей! — произнес Фортескью трагическим голосом, воздевая руки к небу. Потом прибавил плаксивым тоном: — Захария, мы не можем так расстаться!
— Ну, теперь за нежности… Сцена примирения… Знаю я всё это, раз двадцать испытал… Впрочем, я на вас нисколько не сержусь.
— Захария!
— Фортескью!
— Обними меня, Захария!
— Обними меня, Фортескью!
Тесть и зять крепко обнялись.
— Завтра я опять приду утешать тебя и ободрять, — объявил на прощание мистер Фортескью и величественно удалился из камеры.
Глава XII
Прогулка по Темзе
Как только ушел мистер Фортескью, в камеру вошел тюремщик Ольдгама и сообщил узнику, что его спрашивают десять солиситоров [70] , предлагающих свои услуги для защиты его дела на суде.
— Я буду защищаться сам, — отвечал клерк Пеггама, знавший цену английским адвокатам.
— Это не в обычае, — возразил почтенный мистер Торнбрель, как звали тюремщика. — Не хотите ли вы поручить мне переговоры? Это не будет вам стоить ни одного пенса.
70
Солиситор — адвокат.
— Ну, если так, это другое дело. В таком случае, действуйте, как знаете.
Десять минут спустя тюремщик привел в камеру какого-то рыжего джентльмена на жердеобразных ногах и с головой хищной птицы, отрекомендовав его мистером Джошуа Ватерпуффом.
Ольдгам и адвокат просидели вместе часа два. О чем они беседовали — осталось тайной, но после ухода адвоката мистер Ольдгам сделался гораздо спокойнее. Он был бы еще спокойнее за свою судьбу, если бы знал содержание записки, полученной в это утро мистером Джошуа.
В записке значилось:
«Достопочтенный мистер Джошуа Ватерпуфф получит пять тысяч фунтов стерлингов, если ему удастся оправдать тоуэрского арестанта или устроить его побег.
«Грабители морей».
Мистер Джошуа был человек продувной, и покровители Ольдгама не могли сделать лучшего выбора. Это был постоянный адвокат всех столичных мошенников и злодеев, знавший отлично всех служащих в тюрьмах и имевший самые точные сведения о том, кого и за сколько можно подкупить.
Когда знаменитый адвокат вышел из тюрьмы, к нему подошел какой-то нищий и знаком пригласил следовать за собой. Бросив кругом быстрый взгляд и убедившись, что за ними никто не следит, мистер Джошуа свернул в глухой переулок и остановился.
Нищий не замедлил подойти и завязать разговор.
— Не правда ли, какая прекрасная погода, мистер Джошуа? Даже не по сезону.
— Действительно, — отвечал адвокат, — в Лондоне очень редко выдаются, такие чудные дни.
— Не внушает ли вам это некоторого желания прокатиться по Темзе, мистер Джошуа? У меня наготове лодка с шестью гребцами… Превосходная лодка… Она сможет доставить вас, куда только вам заблагорассудится… Например, в Саутварк…