Берег Стикса
Шрифт:
Света поехала в «Берег». Просто скажу коротко, заберу остаток денег — и всё, думала она. Скажу, заберу — и домой. В маршрутке было как-то… Света сидела рядом с водителем, и у неё в мозгу горели чёткие яркие картины — как из-за угла вылетает грузовик, как маршрутка не успевает затормозить — и водителя протыкает насквозь рулевая колонка, а в Светино лицо летят осколки стекла, острые, как стилеты…
Это был бред, но его было не выкинуть из головы.
Она попросила остановить на обычном месте и вышла. Побрела вдоль улицы, медленно, раздумывая, потому что тут тоже что-то изменилось. Очень сильно изменилось. На удивление.
Света не видела синей эмблемы клуба на стене стильного стеклянно-бетонного здания, где «Берег» располагался. Здание — вот оно. Над шикарным подъездом — мигающая вывеска «Интернет-кафе». На автомобильной стоянке — пара-тройка разномастных автомобилей. И ни малейшего следа того синего силуэта с веслом, который Лариса называла «Паромщиком». Что это со мной, а?
Света подошла к входу. У дверей стояли и курили двое мужчин — молодой лохматый парень и бородатый дядька в камуфляже. Обернулись. Разулыбались. Света отстранённо отметила, что выглядит неплохо.
— Скажите, пожалуйста, — начала она, ещё не зная, как будет заканчивать фразу, — скажите, а вы не знаете, как пройти к ночному клубу «Берег»?
Мужчины переглянулись.
— Ну-ка, Димка, — сказал дядька, — ты у нас специалист по таким местам, помогай девушке.
Димка яростно почесал в затылке.
— Ну, подруга, — сказал он с дурашливой улыбкой, — в нашем квартале подобных заведений четыре штуки. Но названия «Берег» в досье не числится. Вы не перепутали?
Света в каком-то оцепенении смотрела на знакомый подъезд и молчала.
— Тут через улицу — салон красоты «Берегиня», — сказал Димка. — А?
— А Интернет-кафе тут давно? — спросила Света, чувствуя себя героиней нелепого фильма.
— Года три, — сказал Димка. — А хотите, сходим в другой ночной клуб, а? Ну его, этот «Берег», к чёрту?
Света молча пошла прочь. У неё было безумное чувство, будто две ближайших недели ей приснились. Или их украли из её жизни, эти две недели.
Лариса была права. Этот клуб, появляющийся и исчезающий, был действительно странным местом. И страшным. Он появился, чтобы забрать Ларисину жизнь, и исчез, как только…
— Какое счастье, — сказала Света шёпотом. Она подумала: «Какое счастье, что я жива!»
Деньги уже не шли ей на ум.
И на похороны Ларисы идти совершенно не хотелось. Именно потому, что Лариса похожа на Свету, и что Лариса старше Светы только на два года, и всё это напоминает…
Света отчаянно не хотела видеть Ларису в гробу. Но пошла. Ей было жаль тётю Аду, которая пила и плакала, и осунулась, и её круглое лицо стало неуловимо похоже на скуластое удлинённое лицо Ларисы, а глаза опухли и покраснели. Свете было наплевать на присутствие бесчисленной толпы безутешных Ларисиных родственников, с которыми Лариса её не знакомила, потому что сама с ними не общалась. У Светы вызвало тоску мокрое кладбище, покрытое остатками серого снега, и земля, превратившаяся в грязь. Её слегка утешило Ларисино лицо — вовсе не страшное, отрешённо спокойное, не искажённое муками смерти. И она удивилась, увидев у гроба молодого человека в светлом пальто и с бородкой, с выражением такой искренней и мучительной скорби, что на него вчуже смотреть было больно.
— Ларочкин одноклассник, — всхлипнула тётя Ада. — Он так Ларочку любил, так любил…
Надо же, подумала Света. Ещё один одноклассник. Как Воронов. Но как, однако, его пробило… чуть не плачет… интересно, он думает, что уже двое из их класса…
И тут на кладбищенской аллее появилась шикарная моложавая дама в длинном плаще и шляпе. Её держал под руку молодой человек со слащавым лицом и редкими усиками, а в свободной руке дамы были четыре красных гвоздики. Пара эта остановилась поодаль; вероятно, дама подошла бы проститься после толпы Ларисиных родственников, но её заметил одноклассник с бородкой.
Он побледнел до синевы губ и не подошёл, а прямо-таки подбежал к даме, у которой вздёрнулись брови и приоткрылся рот.
— Вы как могли сюда прийти?! — завопил он шёпотом, хватая даму за плащ на груди. — Вы — убийца, ведьма, вас как сюда принесло?!
— Антон, ты с ума сошёл, — зашипела дама, отдирая его руки. — Отпусти меня сейчас же, ты же на кладбище, на похоронах, в конце концов!
— Убирайтесь отсюда! — выкрикнул Антон уже в полный голос. — Ведьма! Людоедка!
Слащавый юноша тоже принялся его отдирать, подоспели Ларисин отчим и Ларисин двоюродный дядя и оттащили Антона в сторону. Антон рыдал, шмыгал носом и орал на даму. Дама оправила плащ и шейный платок, торжественно положила гвоздики на разрытую грязь и, не торопясь, удалилась.
Антона утешали, он расплёскивал водку из стакана, стучал по нему зубами и подвывал, как побитый пёс. А Света смотрела на всю эту суету, абсурдную, но не более абсурдную, чем жизнь вообще, промакивала уголки глаз бумажным платочком — и почему-то чувствовала, как постепенно освобождается.
Две недели танцев в исчезнувшем клубе уже окончательно казались ей путаным тяжёлым сном. Их похоронили вместе с Ларисой. Сейчас её занимало не прошлое, а будущее — этот бедняга с бородкой, вытирающий слёзы рукавом дорогого пальто.
Не много на белом свете мужиков, которые способны горевать, не боясь, что на них косо посмотрят, думала Света. Растяпистый парень. Странный. Но милый. Надо будет найти момент для разговора, решила она и подобралась поближе…
Римма вошла в круглый зал, знакомый ей по бесчисленным видениям. Всё тут было как прежде, за исключением одной детали — огромное зеркало за спиной наставника Риммы было разбито, от него осталась только пустая рама.
— Да, — сказал голос наставника из Римминой головы. — Он вошёл через это зеркало.
— Я же его зачёркивала! — вскричала Римма, чуть не плача. — Как это могло случиться?
— У тебя мало сил, — сказал наставник. Мир мог перевернуться, но наставник был неизменен — сияющая белая фигура на розовых лепестках. Его невозмутимое спокойствие небожителя придало Римме уверенности в себе. — Я научу тебя, что делать, чтобы стать сильнее. Но это — наше будущее. Пока надлежит думать о насущных проблемах. Лариса ушла в темнейшие слои астрального мира сама, она выбрала путь, и ты ей помочь уже не можешь. Но есть живые люди, которые нуждаются в твоей помощи.