Берег варваров
Шрифт:
С этими словами она изо всех сил пнула коробку, стоявшую около стола, и раздраженно откинулась на спинку стула. Ее злость и недовольство окружающим миром были настолько очевидны, что я, по всей видимости, уставился на нее и рассматривал собеседницу, как ей показалось, достаточно бесцеремонно.
— Ну в чем дело-то? — весьма нелюбезно осведомилась она. — Что уставился-то?
— Да так, просто задумался. С тех пор как мы виделись в последний раз, ты здорово изменилась.
— А, ты об этом… — Гиневра зевнула с преувеличенно наигранным безразличием. — Так это у меня кризис был. Черт, есть же какая-то поговорка, которая точно описывает
— Какую еще следующую партию? Господи, сколько же дней ты по магазинам ходила, чтобы скупить все это?
— Да в общем-то недолго, день-другой, и всё. — Гиневра закурила и, не погасив вовремя спичку, обожгла себе пальцы. — Вот черт! — От боли или со злости она швырнула спичку в пепельницу с такой силой, что та отлетела обратно. Следом, не затянувшись ни разу, Гиневра погасила в пепельнице сигарету. — Ничего-ничего, настанет день, когда я смогу оставить себе все, что куплю, — пробормотала она и неожиданно для меня поддала носком корзину с шитьем, стоявшую под столом. Клубки и катушки разлетелись по всей комнате, но Гиневре, похоже, не было до этого никакого дела. Покряхтев, она дотянулась до небольшого свертка, лежавшего на ковре. — Есть одна вещь, которую я ни за что не буду возвращать в магазин, — заявила она мне.
— И что же это такое?
— А вот и не скажу. Не скажу и не покажу.
— Ну и не надо, не больно-то и хотелось.
— В общем-то, конечно, не стоило бы… — С преувеличенно недовольным видом она вскрыла упаковку и выложила на колени свое сокровище. Я удивленно уставился на какую-то странную штуковину, сшитую из плотной ткани цвета хаки.
— Это еще что такое? Новый лифчик? — спросил я.
— Дурак, это пояс для денег.
— Неужели ты думаешь, что у тебя в обозримом будущем окажутся в распоряжении такие суммы, которые придется прятать под одеждой?
Чуть скривив губы, Гиневра многозначительно произнесла:
— Я просто готовлюсь — на всякий случай.
— По-моему, ты всегда готова.
— Ах вот, значит, какое у тебя обо мне сложилось мнение. А я знаешь что о тебе думаю? — похабно хихикнув, поинтересовалась она. — Ты-то как раз не всегда готов. Далеко не всегда, Ловетт.
Вдруг, следуя своему внутреннему ассоциативному ряду, она поинтересовалась:
— А собственно говоря, что тебя сюда вообще принесло?
— Да вот, мужа твоего искал. Он вроде бы перебрался куда-то из той комнаты.
— Его, говоришь, искал. А зачем он тебе?
— Я же говорю: интересно, куда он переехал, где его искать.
— Да здесь где-то. — Господи, даже из такого пустяка она пыталась сделать тайну.
— Здесь, говоришь? Значит, он сегодня не работает.
— Нет, — посмотрев мне в глаза, сказала Гиневра, — он уволился.
— Зачем?
— Ты меня спрашиваешь? Я, между прочим, чужие мысли не читаю. — Она заметно помрачнела. — И что он тебе дался? Знал бы ты, сколько я с этим человеком намучилась. Он же с ума меня сведет. Он — кровоточащая рана в моей судьбе. Ты бы послушал, как он со мной разговаривает. Знаешь, что он постоянно мне твердит?
— И что же?
— Он заладил как попутай: «Времени не осталось, времени совсем не осталось». Как бы тебе такое
— Можно подумать, ты бы очень расстроилась, случись вдруг такое.
— Майки, — уже не раздраженно, а скорее просто грустно сказала она, — были времена, когда я очень за него переживала. Не скрою, когда-то ему удалось произвести на меня впечатление. Ты вон сейчас, между прочим, тоже им очарован, вот и я решила, что он — настоящий джентльмен. Котелок у него варит, ты это и сам заметил. — Фыркнув, она добавила: — Вот только каши в этом котелке не сваришь. — Помассировав одну из своих жировых складок под бархатом халата, она продолжила: — Знаешь, что он со мной сделал? Он украл мою молодость. Вот, собственно говоря, и всё. Но прошлого уже не вернуть, и теперь я сосредоточусь на том, то есть на той, кто для меня важнее всего. Хватит с меня добровольных самопожертвований!
— Не понимаю, по поводу чего ты так возмущаешься.
Она деловито поерзала на стуле, словно бизнесмен, собирающийся подписать бумаги, учреждающие новое предприятие.
— Ловетт, тут дело такое… В подробности посвящать тебя я не могу, постарайся уж поверить мне на слово. Честное слово, думаю я не столько о себе, сколько о благе дочери. Ей суждено покорить Голливуд, в этом я абсолютно уверена. Мне просто нужно обеспечить ей возможность добиться обещанного судьбой успеха. Я знаю, что моя девочка пришлась тебе по душе. Она ведь нравится тебе, правда? Да и я. похоже, тебе небезразлична. В общем, я так подумала и решила, что ты, быть может, согласишься нам помочь.
Я выпустил струю табачного дыма ей в лицо.
— Убей бог, не понимаю, чем мог бы быть вам полезен.
— Ну, ты ведь с ним в друзьях. Можешь дать ему один дружеский совет.
— И что я ему должен по-дружески посоветовать?
Она вновь повернулась ко мне в профиль, представ в неотразимом, по ее мнению, ракурсе, и. бросив на меня испытующий взгляд из-под полуопущенных ресниц, поинтересовалась:
— Майки, ты ведь не окончательно вычеркнул меня из своего сердца?
— Насчет сердца не уверен, но в печенках ты у меня крепко сидишь.
Грубоватая шутка, которую я сам считал практически неприкрытым отказом принимать участие в интригах Гиневры, была интерпретирована ею как раз наоборот. Судя по всему, она твердо вознамерилась посвятить меня в свою тайну, несмотря на явно полученные указания не делиться этой информацией ни с кем. Я понял, что, по крайней мере, выслушать очередную байку Гиневры мне придется.
— Понимаешь, Майки, тут такое дело… Только это между нами. Так вот, у него хранится одна штуковина, ну, в общем, какая-то очень редкая, важная и дорогая вещь, которую он никак не хочет отдать тем, кому этот предмет — или все же назовем его вещью — очень и очень нужен.
— И что же это за вещь?
Гиневра замахала руками.
— Если бы я даже знала, я все равно не сказала бы тебе. А я этого не знаю, честное слово. Можешь себе представить, Майки, я столько лет прожила рядом с этим человеком и так и не знаю, что за секрет он хранит. Но эта вещь, или как ты эту штуку ни назови, — она у него есть, вот только проку ему от этого никакого. Отдай он эту штуковину заинтересованным людям — и у нас жизнь пошла бы по-другому, у нас бы все наладилось, мы оба смогли бы наконец успокоиться, да и вообще… Все ведь так просто. Отдай — и живи спокойно. И что ты после этого скажешь — нормальный он человек?