Берега ярости
Шрифт:
На этот раз он не добавил – ту, которую сам для себя определил.
Море ярости плеснуло во мне – тяжкой, тугой волной, от которой во рту появился соленый медный привкус, и багровая простыня Оноры, висевшая сбоку, на долю секунды пошла черной рябью.
Плеснуло и не нашло берегов.
В висках застучала частая россыпь ускорившегося пульса. Обеспокоенно затарахтел голос компа:
– Регистрирую критическое изменение жизненных показателей…
– Забудь! – Рявкнул я. – От Каплея больше ничего?
– После полученного голосового сообщения в эфире тишина…
Серый
А если я её уничтожу, пожертвовав ещё одним роботом из оставшихся десяти, немало отсеков будет покорежено взрывом. Тех, кто управлял этой штукой, такой исход, похоже, не пугал. Но мне не подходило – поскольку я не знал, в какой точке корабля содержат наших.
Следовало уничтожить шар здесь. И идти дальше.
Магнитная ловушка, магнитное поле… насколько я знал, для этого требуются электромагниты. А для них проводник, по которому идет ток. По крайней мере, так было в нашей физике и нашем мире.
Но серый шар выглядел до странности легковесно, словно состоял то ли из жидкости, то ли из геля… то ли вообще из газа. Ионизированного, учитывая свечение. Ещё менее материальной выглядела искристая начинка, сверкавшая в разломе.
Я и сам толком не знал, почему принял такое решение – но правая рука скользнула к левому предплечью. Снять с крепления резонансный резак, нажать на рычажок, активируя до предела, бросить… Дело одной секунды – только сочленения скафандра гнулись не так быстро, как следовало.
Резак серебристой иглой пролетел над ракетной плоскостью – до странности медленно, неторопливо. Разминулся в дороге со второй искристой каплей, рванувшейся ко мне.
Меня самого от замаха бросило назад. Я противодействовать этому не стал – наоборот, выставил в останавливающем жесте растопыренную левую ладонь, согнул руку в запястье до отказа. Мгновенно включившиеся сервомоторы придали скорости этому скольжению, и я полетел спиной вперед к корме «Мей-Лу». Искристая капля приближалась…
Вираж – и уход по кривой вверх.
– Пошли одного из роботов, пусть разберется!
Очередной М-218 скользнул, ловя каплю на прицел импульсника, и исчез в яркой вспышке.
Я заложил крутую петлю, снова возвращаясь к пробоине в обшивке. Краем глаза успел уловить, как резак, нырнувший в серый шар, медленно выплыл с другой стороны. Между входом и выходом прошло не меньше двух секунд – хотя диаметр шара не больше полутора метров. Словно резаку пришлось прорываться через густой холодец, в котором он увяз. И если раньше он летел резонирующим лезвием вперед, то теперь шел, крутясь пропеллером…
Сначала вроде бы ничего не происходило – резак удалялся от ракетной плоскости, шар плюнул в мою сторону очередной искристой каплей, я двинул левой рукой, уходя от столкновения, снова заложил вираж...
– Жизненные показатели приходят в норму. – Неожиданно очнулся комп.
– Ну, спасибо…
И тут полыхнуло так, что мир снова выцвел. Даже картинка с инфракрасного сканнера стала
– Временный отказ электроники! – Запаниковал в наушниках голос компа. – Регистрируется излучение, плотность которого близка к показателям эффекта туннельной свертки! Плотность излучения падает… отмечается нестабильность подпространств… показатели близки к нормальным…
На возвратившемся изображении шара больше не было. Что именно сработало – попадание постороннего предмета внутрь магнитной ловушки или легкое резонирующее излучение, которое испускал резак в рабочем состоянии? Времени гадать у меня не было, потому что последняя искристая капля была уже в нескольких метрах.
– Поднимай робота, пусть уничтожит сгусток!
– Выполняю.
Последняя вспышка – и я наконец нырнул в пробоину.
Темный неосвещенный отсек за ней принадлежал навигационной группе. Четыре ложемента, предназначенных для пилотской вахты, стояли перед громадным экраном, выстроившись в два ряда. Сейчас здесь было пусто. Я выщелкнул из контейнера световспышку, швырнул на палубу. Техпласт на стенах, подголовнике и подлокотниках ложементов нехорошо пузырился – сейчас здесь было практически так же жарко, как за бортом корабля.
– Заводи по одному роботов. – Бросил я.
И поплыл к двери в конце отсека. Восемь оставшихся у меня М-218, по одному спланировав в дыру, цепью потянулись следом.
По всем правилам, следовало пустить одну из машин вперед, для разведки и прикрытия в случае нужды – но у меня не осталось ни времени, ни желания осторожничать.
Время тех, кто заперт сейчас в одном из отсеков «Мей-Лу», истекало. Сколько роботов уцелело из тех двенадцати, что ушли с Шигаповым? У них тоже был энергозапас…
Отсеки связи должны быть где-то здесь.
Аварийную переборку, перекрывшую коридор в четырех метрах от выхода из навигационного отсека, я разнес импульсом на ходу, не останавливаясь. Свистнуло – в пробоину рванулся воздух, где-то впереди с шелестом опустилась следующая переборка. Следующую дверь, выходившую в коридор, я опять снес импульсником. Бросил вперед диск световспышки – и с облегчением понял, что дальше идти не нужно.
Это был отсек связи.
Гравитация тут, на верхней пилотной палубе, оказалась пониженной. Я переместился к середине длинного пульта, тянувшегося по периметру отсека, одним длинным прыжком. Пробормотал:
– Четырех роботов к аварийной переборке, построение попарно, цель – охрана сектора. Уничтожать все, что шевелится. Двум роботам – немедленно заделать ту аварийную переборку, что я разнес по дороге сюда. Цель – загерметизировать этот сектор. Какая тут сейчас температура?
– Сто двадцать четыре градуса…
– Понятно. – Я несколько мгновений глядел на пульт перед собой. Громадный экран не работал, нигде ни одного зажженного светоиндикатора.
Интересно, в какой момент вогеймцы ушли отсюда – когда над соседним отсеком пробивали обшивку или раньше? В условиях, когда на корабле нет энергии, некоторые системы отключаются автоматически. К тому же нынче тут жарковато, а большая часть электроники перестает работать при перегреве…