Берегитесь дедушки
Шрифт:
Наташа тут же закусила губу, ибо совесть неприятно кольнула ее — все это было несправедливо по отношению к Юрию. Но ни от платья, ни от предвкушения бала уже отказаться было невозможно. Сердце радовалось близости сказки и волновалось от того, будет ли она с плохим или хорошим концом.
То ли от духоты, то ли от удовольствия и смущения Наташа разрумянилась, как девочка, приподняла кокетливо каштановые волосы, открыв грациозную шею. Зеленые глаза заблестели ярче, и даже без косметики женщина стала выглядеть так, что продавщица ахнула:
— Оно! Вы даже моложе стали… лет на десять.
Наташа засияла:
— Правда?
— Да я вам даже ничего больше предлагать не буду! Ваше платье! Кстати, вы сможете его потом выкупить, — таинственно сообщила девушка, словно знала, что Наташе уже сейчас не хочется ни снимать платье, ни расставаться с ним потом.
— Ой, а я даже не спросила сколько стоит прокат, — вспомнила Наташа, краснея.
— Не волнуйтесь, ваш друг все оплатил. Можете хоть три платья выбрать и еще останется на депозите.
— Друг? Разве не профсоюз платит?
— Какой профсоюз? — не поняла продавщица.
Уже стемнело, когда Игорь вошел в подъезд и нажал кнопку лифта. Почти прижатый к стенке упитанным соседом с обмотанной сеткой елью, Калганов приехал на шестнадцатый этаж. Отфутболил носком ботинка пустую хлопушку с россыпью конфетти вокруг. Новый год как праздник начинал выводить Игоря из себя: что толку в иллюзиях, в шампанском, в елках, во всем этом натужном, показушном веселье, если оно не настоящее? Игорь жаждал командировок и переговоров, занятых под завязку дней, не оставляющих даже свободного вздоха, чтобы подумать о чем-то своем. Он клял правительство за долгую вереницу выходных с обязательными гостями, поклонами, улыбками, ничего не значащими подарками. Все это стоило не больше, чем разбросанное под ногами конфетти.
Игорь не стал предупреждать Снежану, что будет дома. И вообще не звонил в течение дня, сам на ее звонки отвечал односложно: врать не хотелось, правду говорить — тем более.
Калганов, казалось бы, щадил любовницу, но чем больше оправдывал свое бездействие лояльностью к ней, тем больше сердился на нее же. Мы всегда сильнее злимся на тех, на кого пытаемся переложить ответственность за свои поступки. Игорь был не исключением.
Он зашел и тихо разделся.
Посреди гостиной стояли черные туфли на высоченной шпильке со стразами по заднему шву, по белому дивану разбросаны чулки, вечерние платья, украшения и коробочки от них, со стула свисал кашемировый палантин, словно Снежана примеряла одно-другое, но так и не остановилась ни на чем. В тонкой вазе на полированном белом столе, стыдясь, багровели розы, которые он купил вчера вечером, чтобы загладить собственный беспорядок в душе.
С грустью и раздражением Игорь посмотрел на вполне себе художественный хаос. Налил в хрустальный снифтер виски, приподнес к губам, но так и не отпил. Черное-белое, серое-красное. Как все вокруг было похоже на декорации видео-клипа! Качественного, дорогого и ни о чем. И он сам тоже! Ненастоящий, несвободный, просто статист — скучный, слишком прилизанный или как там говорил тот бешеный старик — холеный? Да, он, Игорь, актер с ролью начальника, любовника, преуспевающего карьериста, который вдруг неизвестно зачем, и так неправильно пытается быть правильным. Но ведь то, что правильно, было далеко и не здесь. А могло стать еще дальше…
Решение созрело само.
Игорь отставил снифтер и направился в спальню, откуда доносилась негромкая музыка и голос Снежаны. Она валялась на кровати в шелковом халатике и болтала по скайпу с подругой.
— Папик мой какой-то странный в последнее время, от секса отказывается, то бурчит, то отмалчивается. Вчера вообще попросил завтрак приготовить, прикинь? — Снежана покрутила пальцем у виска.
Подруга, заметив, что кто-то вошел, сделала большие глаза. Любовница ойкнула и положила планшет экраном вниз.
— Не слышала, как ты пришел, Зай! Устал?
Игорь усмехнулся: все-таки папик.
— Привет. Поговорим?
Снежана испуганно подскочила, халатик распахнулся.
— Ты всё слышал? Не обижайся, это я так. Просто брякнула. Знаешь, так забегалась сегодня…
Калганов сел рядом, поправил ее халат, прикрывая грудь в черном кружевном бюстгальтере.
— Снеж, почему ты со мной?
Она захлопала ресницами.
— Зачем ты спрашиваешь?
— Просто скажи.
Снежана потянулась к его губам, коснулась рукой шеи, он отстранился.
— Не сейчас, пожалуйста. Скажи мне. Это важно.
Она поняла, что придется говорить. Немного раздраженно пожала плечами:
— Ты мне все покупаешь, мы путешествуем. Это прикольно. Мне с тобой хорошо, ты просто всё… — Она задумалась, принялась нервно теребить поясок халата.
— …покупаю, я понял, — эхом повторил Калганов. — А хоть что-нибудь еще? Кроме того, что я зарабатываю и трачу деньги?
— Что тут такого? Все так живут! Кто жить умеет. Мужчина обязан зарабатывать и содержать свою женщину. Ты — нормальный мужчина. Сильный, умный вполне, самостоятельный и можешь удовлетворить потребности своей женщины. Не все так умеют. Вот за это я тебя и люблю, — последнее прозвучало глухо, словно кто-то сказал ненужные слова в пустой глиняный кувшин.
Повисла пауза, но ненадолго.
— Не любишь, — с облегчением сказал Игорь, изумляясь, как свободно стало в груди и в какой простой гармонии сложились мысли в голове.
Снежана вскочила, эмоционально размахивая руками, совсем как ее южная мама, и затараторила гортанно, рычаще пружиня на каждом «р»:
— К чему все эти рразговоры?! Новый год скорро! Нам надо собирраться в «Седьмое небо», чтобы хоррошие места занять. А я до сих порр не ррешила, пойти в новом платье или оно мне не нрравится. А еще к маме моей заехать. Я подаррок купила, не волнуйся! Но еще забежим за шампанским. Столько всего надо успеть, а ты затеял дуррацкие ррассуждения!
Калганов встал, опустил руки на ее предплечья и поцеловал в лоб. Снежана оторопело уставилась на него, а Игорь произнес спокойно и твердо, как родитель раскапризничавшемуся ребенку:
— Ты не любишь меня. А я тебя. Поэтому вместе мы никуда не поедем. Прости, милая.
Снежана поджала губы и замолчала.
— Ты красавица, — добавил Игорь, — и встретишь кого-то достойнее меня. Возможно, моложе. Надеюсь, в этом новом году.
Ее глаза не наполнились слезами, как он опасался, они зло сузились, заискрились, и следующую секунду Игоря оглушила увесистая оплеуха.