Беременна от мажора
Шрифт:
Поворачиваю голову, и действительно: гудит трубка, брошенная на пол. Наверное, вчера мы случайно скинули аппарат.
— Моя дочь здесь?! — неожиданно вдалеке звучит голос матери, и кровь буквально стынет жилах.
— Ты! Ты?! Ты что с ней сделал?! Подонок! — а затем и отца.
Мои родители!? Они здесь? Какой кошмар! А на Диме даже трусов нет. Он ведь так и открыл дверь… И они его видят. Мои папа и мама. Без всего.
Я спрыгиваю с постели, ничего не соображая, в истерике и ужасе собираю белье и одежду с пола. Руки трясутся. На простыне
— Дмитрий Егорович, ради бога, извините, гостиница приносит глубочайшие извинения. Эти люди подняли такой шум, мы решили, что произошла какая-то ошибка. Все, конечно же, будет оплачено за счет заведения. Мы обязательно преподнесем комплимент от отеля.
— Да ладно, — слышу я Димин голос. — Иванка, — окликает он меня, но его отвлекает мой папа, оставшийся у двери.
— Я тебя засужу! — орет отец. — Ты у меня надолго сядешь! Моя девочка! Силой взял, гад! Думаешь, если богатый, то все можно!
Я иду куда глаза глядят. Бреду босиком по гостиничному ковру, кажется, к лифту, и все еще жму туфли к груди. И хочу умереть от этого позора, от ужаса, что испытываю.
— Иванка! Доченька! — Кидаются ко мне мать и отец, оба обнимают.
За спиной хлопает дверь.
— Надо сразу же в полицию.
— Я так и подумала, что с тобой что-то не то. Не могла моя девочка трубку кинуть и на ночь куда-то… Если ее кто-то не заставил.
— Он тебе что-то подсыпал?! — рычит отец.
— А этот гусь Кирилл?! Одного борща у нас кастрюли четыре съел, так еще и на его свадьбе была, бедная моя. Так и знал, что праздник богачей добром не закончится. Жаль, дедовское ружье у меня на даче осталось, я бы…
— Да прекратите вы наконец! — плачу, тыча в кнопку вызова лифта.
Администраторша спешит по лестнице, не оглядываясь. Стыдно, как же ужасно стыдно и неловко.
— Папа тебя по сим-карте нашел, дядя Коля же в телефонной компании работает.
— Умоляю вас, замолчите оба, — плачу.
— Сейчас главное — не мыться. Маленькая моя, ну как же так? Надо было на помощь звать. Если мы снимем его биоматериал, то в суде сможем доказать.
— Я пошла с ним сама. Успокойтесь, ну пожалуйста.
Возникает пауза. Открывается лифт.
— Как, сама? — затихает мать, выравнивая спину и вытягивая шею.
— Вот так — сама! — плачу громче, тычу на кнопку первого этажа.
— Доча, не надо прикрывать этого богача!
— Я пошла с ним сама! — повторяю надрывно, никогда так не разговаривала с родителями, но их гиперопека довела нас вот до этого. — Потому что он мне понравился, и хватит уже.
В лифте снова тихо, слышно только, как щелкают этажи, пока мы медленно ползем
— Не понимаю. Ты хотела отомстить Кириллу? — хмурится отец.
— Нет, я хотела провести ночь с этим парнем. Потому что хотела провести с ним ночь.
Еще немного тишины, и мама отходит к стене, припадая к ней.
— Аааа, — резко в ужасе прижимает ладонь ко рту. — Просто так отдать свою невинность какому-то проходимцу? Моя чистая девочка не могла так поступить! Он одурманил тебя!
— Пожалуйста, я прошу вас. Я уже совершеннолетняя, я сама могу выбирать, кому отдавать свою невинность!
Последние слова звучат истерично и как раз в тот момент, когда разъезжаются дверцы лифта. Я все еще босиком и не могу сообразить, что балетки не надо нести в руках, их надо надеть на ноги.
Перешептываясь и смеясь, из-за стойки на нас косятся две работницы отеля. Кажется, мои родители подняли на уши всю гостиницу.
— Не смей так разговаривать с родителями! Ты живешь с нами, мы твои самые родные, ты пока еще учишься, а значит, мы тебя кормим и одеваем. И мы будем решать, потому что мы знаем лучше. — Дергает меня за руку отец.
А мать плетется сзади, обернувшись и взглянув на нее, я съеживаюсь. Она разочарована, я ее подвела. На нее страшно смотреть, лицо, потемневшее от горя и ужаса. Она воспитывала меня по-другому.
Глава 4
Дима просто закрыл дверь, и все.
А у меня от звука хлопка сердце почти остановилось. До сих пор бьется странно, как будто с неохотой, чересчур медленно. Я ведь взрослый человек, несмотря на то, что живу с родителями, мне не стоило слушать их, не стоило думать о том, как это выглядит со стороны. Как для Димы, привыкшего к свободе и веселой жизни, наверное, дико и нелепо видеть подобный тоталитарный контроль.
Не нужно было стыдиться их, не нужно было уводить прочь, пусть бы орали, его семья тоже неидеальна. Просто остаться с ним и поговорить. Но я слишком слабохарактерный человек, чтобы справиться с такой ситуацией. И сбежать от этого всего показалось мне лучшим выходом.
Хорошо было бы встретиться с Машкой и Катькой, поговорить: они-то точно знают, что мне теперь делать.
Наверное, на месте Димы, я бы тоже хлопнула дверью, вернувшись в номер, если бы ненормальные, старомодные мужик с бабой орали на меня, обзывая насильником. Хотела бы только одного: чтобы они замолчали.
Он звал меня. Но я не смогла. С одной стороны, привыкла слушаться родителей, с другой — хотела скорее увести их от номера подальше. Потому что то, как они контролируют всю мою жизнь, вплоть до половых отношений — это позор. Я ведь уже не ребенок.
Все мои знакомые девочки занимаются этим! Все! Плачу, не в силах сдержать слез. В этом нет ничего сверхъестественного. Это нормальная потребность организма в двадцать лет. И выходят они потом замуж, и никто не кричит, что они «порченые», и все у них отлично.