Беременна по договору
Шрифт:
Павел считывает мои громкие мысли и скользит по мне оценивающим взглядом.
– На все говоришь? – потирает подбородок он, прикидывая выгодность предложения.
– Да, – сглатываю, чувствуя, как моя девственная натура трепещет под колючим взглядом властного мужчины.
Он приближается и касается моего лица – я неконтролируемо вздрагиваю, но сразу усмиряю дрожь, затаив дыхание. Павел усмехается.
– Меня не привлекают маленькие девочки, увы. Ты не по адресу. Предложить тебе другие варианты поблизости?
Я оскорбленно отстраняюсь
– Я не такая, – заявляю твердо.
– Ты сказала, готова на все… В чем проблема?
– Готова на все для вас, – уточняю главный момент. – Только для вас.
– О-о, я польщен, Алина, – потирает грудину и колко щурит глаза. – Сказать, сколько женщин готовы на все ради меня и всего того, что прицепом притянуто ко мне?
Это отказ. С издевкой. Опустил женское достоинство и поднял свое одним предложением. Знал бы, какая я закаленная на подобный словесный понос.
– Зачем я должен выбрать из всех именно тебя? – добавляет он.
– Я не товар, чтобы презентовать себя.
– Вот как. А если бы я взял тебя только в качестве товара? Согласилась бы?
Алина – товар? Именно от этого я сбежала из родного дома… Понимает ли, что делает больно таким предложением?
– Я претендую только на роль жены, – стою на своем. – Фиктивной, разумеется.
– Тогда, увы… Я вынужден тебе отказать. Мне не нужна жена. Даже фиктивная.
Моя надежда превращается в прах. Мысль о прошлой жизни режет нутро сильнее ножа.
– Я ошиблась… – тихо спускаю вздох.
– Что?
– Ошиблась в вас. Думала, вы другой… Спасли мне жизнь, не сдали меня…
– Вот именно, девочка. Так что, будь благодарна, и на этом закончим.
Я насильно проглатываю все, что хочу сказать ему в ответ.
Шанс на свободу вырывается дикой птицей из рук, улетает, оставляя на мне след обреченности.
Хочется реветь, но даже слезы отказываются потакать мне. В глазах сухо и пусто, как в пустыне.
Мужчину не волнует мое удрученное состояние. Да и с чего должно волновать? У «товара» ведь нет чувств, ему не может быть больно.
– Поехали, сам тебя увезу, – достает он из кармана ключи от машины.
– Куда?
– Домой. Или есть другие варианты?
– Мне все равно, – равнодушно слетает с губ.
Нехотя двигаюсь вперед, шелестя подолом платья. Ненавижу зеленый цвет… Вот с этого самого дня. Раньше относилась нейтрально, избегала по возможности его в одежде – мне идут более нежные и светлые цвета, под стать моей внутренней натуре.
Я безмолвно следую за Павлом в машину. Черная, шикарная и дорогая, как жизнь его владельца. С моей сходится лишь цвет… За восемнадцать лет ни единого намека на просвет.
В монотонной дороге просторный автомобильный салон превращается в переговорную. Павел «сидит» на телефоне и раздает указания подчиненным. Отменяет запланированные встречи на сегодня. Из-за нелепого недоразумения, свалившееся на
Это странно. Пазлы не сходятся, как не крути, – для чего отвозить меня лично, когда мог бы вообще выставить из дома со словами: «Иди на все четыре стороны, Алина». После нашей «милой» беседы и провокационного предложении с моей стороны второй вариант был бы логичнее для него. Но нет – я сижу на пассажирском сиденье его автомобиля и, склонив голову на стекло, с грустью смотрю на мелькающие мимо здания.
Когда проезжаем мимо университета, в который хотела поступить, из легких вырывается непроизвольный стон. Никогда мне его не видать…
– Умираешь? – мужской сарказм раздражает уши.
– На ваше несчастье, нет, – съеживаюсь я, обрастая защитными иголками.
– Это хорошо. Дождись, как приедем. А там…
– А там разрешаете умереть? Вы слишком жестоки…
– Правда? А как же мое доброе сердце? – не перестает забавляться, когда мне до тошноты плохо.
– Вероятно, когда-то оно и было таковым, но вы испортили его.
– Я? А может это окружающие, которые вечно испытывали его?
– Вам виднее.
– Однозначно. Повезло тебе, что ты не станешь женой жестокого человека, как я, да?
От его сарказма внутри все переворачивается. Зачем он так? Знает ведь, что ненавистный жених Арсен и в подметки ему не годится. Я и сама это знаю.
– Мне не везет в принципе. Я – не вы.
Кажется сразу после рождения меня окунули в банку с черной краской, и с тех пор светлой полосы в жизни не предвидится.
– Думаешь, я везунчик?
– Судя по тому, что вы имеете сейчас в жизни – да.
– А что я имею? – с вызовом спрашивает, сильнее сжимая руль.
– Многое… Вы и сами прекрасно это понимаете.
Автомобиль тормозит на светофоре, и мужчина поворачивается ко мне:
– Нет, не понимаю, – жестко сверлит взглядом. – А ты ничего не знаешь обо мне, девочка, кроме той видимости, что перед глазами.
Эмоции берут вверх, и я не могу молчать:
– А что знаете вы обо мне? Мои слова – это лишь слова, которые не трогают вас, влетая и вылетая со свистом из ушей. Вы никогда не прочувствуете, какого это быть вещью отчима, который сгрызет меня, как только я заявлюсь домой. Выкинет меня к Арсену, ужасному озабоченному человеку, и я даже подумать боюсь, что он будет делать со мной…
– Так перестань быть вещью, Алина.
Он сказал это так, словно я сама выбрала для себя эту роль. Словно сама виновата во всем. Он ничего не понимает… От обиды голос начинает дрожать:
– Пока я в их власти – это невозможно. Они жестко подавляют меня, не предоставляя другой роли, кроме чего-то покорного и безвольного. Каждая моя выходка или слово против грубо пресекается.
Я машинально провожу рукой по ключице, где до сих пор виднеется розоватый след от ожога.
– Родимое пятно? – замечает Павел мой жест и хмурится, предугадывая собственную ошибку.