Беременна в расплату
Шрифт:
Одно знаю точно.
Когда вижу ее во сне, то душу всем дьяволам на свете готов отдать. Лишь бы она оказалась рядом! Живой. Настоящей. Из плоти и крови. За это любую кровь готов пролить!
Ания перестала стенать и смотрит на меня с каким-то запредельным восхищением.
Все дни во дворе проводит, как будто дел у нее других нет.
Несется ко мне всякий раз, когда я останавливаюсь передохнуть и отдышаться.
Приносит воду или отвар. И даже пытается вытереть пот с груди.
Странная девушка. Ей бы другим заниматься. Но это не мои проблемы.
Хотя мужское
И иногда даже чувствую. Как хочется зарычать и отшвырнуть ее от себя с силой. Рявкнуть, чтоб больше не появлялась.
Но она смотрит на меня этими своими огромными глазищами. Как у ребенка, который в первый раз увидел радугу. И рык проглатывается. Забиваю его в самое горло.
Просто беру очередной кувшин с водой и ухожу подальше.
17 Глава 17
— Ты неблагодарен, — прищуривается, хмурясь еще больше.
— Почему? Свою жизнь я ценю и добро умею помнить. Но подниматься на задние лапки не собираюсь.
— Тебе нужен бой. И я рад. Что сумел спасти такого бойца.
— Мне? — ухмыляюсь и с удовольствием замечаю, как он отшатывается.
Нахожу взглядом самое огромное из поваленных деревьев.
Медленно направляюсь к нему.
Подхватываю руками снизу.
Блядь.
Это еще не форма. Даже не нормальное состояние.
Жилы вздуваются так, что сейчас, кажется, лопнут.
Вены на висках заставляют одуреть от бешенного пульса.
Перед глазами снова эти блядские проклятые красные сполохи.
Резко дергаю на грудь и поднимаю на самый верх.
Ноги почти подкашиваются, но главное этого не показать.
Я. Я должен оставаться хозяином положения. Я, а не он. Пусть даже и в собственном доме. Потому что я прекрасно представляю. Что со мной будет, если я утрачу эту, самую главную, позицию. Физической силы мало. Сила, она внутри. Но сейчас просто необходимо подкрепить ее этой демонстрацией.
Один раз собьюсь, и наживу себе еще больше проблем. Опять окажусь в пустыне. Только с другими декорациями!
— Тебе, Анхель, нужен бой, — поворачиваюсь к нему, забросив это будущее полено так далеко, что оно с грохотом падает почти на пороге дома, отделенного забором. — Тебе, Анхель.
— Ты даже знаешь мое имя?
— Я не глухой и не слепой, хоть и выглядел, как обугленный обрубок. И я на самом деле благодарен тебе за спасенную жизнь.
— Ты сам должен понимать, — хрен знает от чего, но вздрагивает.
Может от моей жуткой рожи? Или от того, как я над ним нависаю?
Но лицо держит.
Ползет до скамейки, оббитой мягким шелком. Даже почти распрямив сутулые плечи.
— В могильник просто так никого не бросают. Так понимаю. Что ты не помнишь ничего, а? так вот. Проведу простейший ликбез. Никто не станет тратиться на самолет просто так. А ты явно не из наших мест. Значит, тебя сюда привезли и вышвырнули, потому что было, за что. Хрен тебя знает, правда ты не помнишь или притворяешься. Может. Ты детей убивал. Или насильником был. Или кого-то слишком важного прихлопнул. Только тех. Кого приговорили в самой страшной казни, там выбрасывают. Тех. Кому все кости переломать или забить до смерти слишком мало. Я видел разные трупы. Поверь мне. Не всегда я жил в этой пустыне… Видел людей с вырезанной кожей и обрубленными конечностями. Которых бросали подыхать прикованными цепями и покалеченными. От боли. От заражения. От потери крови или жуткого болевого шока. Но пустыня — самая страшная смерть. Поверь мне. Я не святой. Я много смерти видел. Многие ее виды сам призывал. Не смотри, что почти старик. Я и ножом умею управлять и руками. И в жизни много повидал. Много. Кроме одного. Чтобы кто-то из пустыни живым выбирался. Но не просто так тебя туда закинули. Не просто.
— Я не буду твоим рабом. Ничьим рабом не буду. Заруби себе это на своем сморщенном носу. Смертью умеешь управлять? Так и я умею. Не помню ни хера, и даже не пытаюсь сделать вид, что это не так. Не помню. Но и ты меня не продавишь. Поверь. Лучше было бы подохнуть, чем вот так, как они, — указываю глазами на его бойцов за забором.
— Но просто так я не сдохну, раз уж встал. Я с собой на тот свет не одного заберу. И тебя, вот поверь мне. Тебя в первую очередь. Если надумаешь.
— Я не спорю. Может, ты и не грешник с руками по локоть в крови. Хрен тебя знает. — он будто меня и не слышит.
— Невинных сюда тоже не меньше сгружали. Тех, кто слишком много говорил о том, что узнал. Или дорогу кому-то перешел. Не знаю. Но ты настоящий. Истинный дьявол. Если выжил.
— Значит, ты понимаешь. Эту жизнь я с мясом и дальше выгрызать буду. Не потому, что держусь за нее, Анхель. В том-то и вопрос. Не держусь. А смерть отступает перед тем, кто ее не боится. Кто ей самой глаза выдавить готов.
— Куда ты пойдешь? Без денег и без документов? Только с силой со своей и со своей яростью? Ты приметный. Те, кто тебя приговорили, сразу найдут. Идти тебе некуда. Только остаться у меня.
— Я слышал все. Что ты говорил, Анхель. Я разве против боя? Я сказал. А дважды повторять не привык. Я благодарен тебе. Но рабом становится не собираюсь. Думаешь, я боюсь твоих псов? Да мне плевать. Хоть десять их будет. Хоть двадцать. Хоть целый легион. Я выйду на этот бой. Но хочу, чтобы и ты усвоил. Я выйду на него только на своих условиях.
— Дьявол. Ты и правда настоящий дьявол. Я не ошибся. Не жажда жизни и не провидение тебя в живых оставило. Нееееет! Это что-то большее! Ярость твоя запредельная! Что-то за гранью! Будто ты сам часть пекла или ад тебя принимать не хочет!
— Слишком много философии, Анхель. Я сказал. На моих условиях.
— Ты знаешь, кто я? Одно мое слово. И тебя больше никто и нигде не найдет! Да. Ты силен. Но против сотни не выстоишь. Не одного такого. Как ты, пуля находила во сне! В страшном сне здесь никто не представит такого! Чтоб оставаться в моем доме и диктовать свое!
— Или мое слово или никак. Решай. Я сказал.
— Ладно. Бойцы все рабы. Но ты не будешь рабом. Я дам тебе кров под собственной крышей. Так будет оставаться и дальше, дам процент от каждого боя. Если захочешь. Со временем выправлю тебе документы. Но ты должен отработать у меня год. Год! И ни днем меньше!