Берлинская ночь (сборник)
Шрифт:
– Как я уже сказал, никогда не был членом партии.
– Нет, – осклабился он, – конечно же нет. – Порошин задвинул картотечный ящик на место. – Вы только подчинялись приказам.
Он явно не верил мне, как не поверил, что я не способен разобраться в византийском алфавите Святого Кирилла, но в этом он в конце концов сам смог убедиться.
– Теперь, если больше нет вопросов, я вас покину: через полчаса мне нужно быть в Государственной опере в Адмиральском дворце. – Он снял черкеску, выкрикнул имена Ерошки и Егорова, открыв дверь, и быстро надел китель.
– Вы когда-нибудь были в Вене? – спросил он, поправляя ремень портупеи под погоном.
– Нет, никогда.
– Люди там похожи на архитектуру, – сказал он, придирчиво изучая свое отражение в оконном стекле. – Они кажутся такими открытыми, искренними, что создается впечатление, будто все, интересующее вас, лежит на поверхности. Но на самом деле они совсем другие. Вот с кем с удовольствием бы работал! Все жители Вены рождены быть шпионами.
Глава 7
– Ты опять поздно пришла вчера вечером, Кирстен, – сказал я.
– Разве я тебя разбудила? – Раздетая, она выскользнула из постели и подошла к зеркалу в полный рост, стоявшему в углу нашей спальни. – По-моему, ты сам вчера поздно вернулся, – парировала она, рассматривая свое тело. – Как хорошо снова пожить в теплой квартире. Откуда у нас уголь?
– Клиент заплатил за услуги.
Наблюдая, как она расчесывает свои пушистые волосы, поглаживает ладонью живот, приподнимает и без того высокую грудь, внимательно рассматривает свое лицо – плотно сжатый тонко очерченный рот и выдающиеся скулы – и, наконец, как она поворачивается, изгибаясь, чтобы оценить плавную линию бедер, глядя на ее тонкую руку с болтающимися на пальцах кольцами, ставшими немного великоватыми, я читал, точно по книге, мысли, витающие у нее в голове: она привлекательная зрелая женщина и намерена полностью наверстать упущенное ею время.
Подавив в себе обиду и раздражение, я, сгорбившись, выбрался из постели и обнаружил, что все еще прихрамываю.
– Ты выглядишь прекрасно, – вяло сказал я и захромал в кухню.
– Звучит довольно скромно для любовного сонета, – ответила она с вызовом.
На кухонном столе опять лежали продукты из бара: пара банок супа, кусок настоящего мыла, несколько талонов на покупку сахарина и пакет презервативов.
По-прежнему раздетая, Кирстен вошла на кухню вслед за мной и смотрела, как я изучаю ее улов. Интересно, была ли она с тем же американцем или их у нее несколько?
– Я смотрю, у тебя опять вчера хватало работы, – сказал я, приподняв пакет с парижскими презервативами. – И сколько же в них калорий?
Кирстен засмеялась, стыдливо прикрыв рот рукой:
– У хозяина их уйма под стойкой. – Она села на стул. – Я подумала, что было бы неплохо... Ты же знаешь, мы уже давно не занимались любовью. – Она немного раздвинула ноги, как бы позволяя мне увидеть чуть больше ее роскошного тела. – Сейчас как раз подходящее время, если желаешь.
Мы быстро покончили со всем этим, причем она отнеслась к происходящему почти с профессиональным безразличием, будто ей поставили клизму. Едва я закончил, она направилась в ванную с легким румянцем на щеках, неся использованный парижский презерватив, точно дохлую мышь, обнаруженную под кроватью.
Спустя полчаса, одетая и готовая отправиться на работу, она задержалась в гостиной, где я разгребал золу в печке, собираясь добавить еще немного угля, какое-то время смотрела, как я разжигаю огонь, и наконец сказала:
– Ты хорош в этом деле.
Пока я раздумывал, что представляют собой ее слова – комплимент или сарказм, она поцеловала меня на прощание и ушла.
Утро выдалось очень холодным, и я с удовольствием начал день в публичной библиотеке на Харденбергштрассе. Библиотекарем оказался мужчина с таким множеством шрамов вокруг рта, что невозможно было разглядеть его губы, пока он не начал говорить.
– Книг о берлинском Архивном центре, – сказал он голосом, который вполне мог принадлежать морскому льву, – у нас нет, но припоминаю: несколько месяцев назад были две газетные статьи, одна – в «Телеграф», а другая, по-моему, в Военном правительственном информационном бюллетене.
Он подобрал свои костыли, проковылял на одной ноге к каталожному ящику и через несколько минут нашел ссылки на две эти статьи: одна из них, опубликованная в мае в «Телеграф», представляла собой интервью со служащим в Центре офицером – подполковником Гансом У. Гельмом, а другая была историческим очерком о Центре, написанным в августе кем-то из младшего состава.
Я поблагодарил библиотекаря, который любезно объяснил мне, где найти библиотечные копии обеих публикаций.
– Вам повезло, что пришли сегодня, – сказал он. – Завтра я уезжаю в Гисен за своим новым протезом.
Читая эти статьи, я диву давался: ну и оперативно действуют американцы! Но, пожалуй, с некоторыми архивными документами сотрудникам Центра просто повезло. К примеру, войска 7-й армии США по чистой случайности наткнулись на полный архив с характеристиками всех членов нацистской партии, причем не где-нибудь, а на фабрике по вторичной переработке бумаги неподалеку от Мюнхена. Судя по всему, туда их привезли, чтобы уничтожить, но не успели. Руководство Центра приступило к созданию наиболее исчерпывающего архива, с помощью материалов которого можно было бы совершенно точно установить, был ли тот или иной человек нацистом. Наряду с личными делами руководителей нацистской партии, архивные фонды Центра содержали и списки рядовых членов НСРПГ, переписку партии, служебные характеристики сотрудников СС, документы службы контрразведки, данные СС о расовой принадлежности, отчеты о заседаниях Верховного суда нацистской партии и Народного суда и много чего еще, начиная с досье на членов Национал-социалистической учительской организации и кончая бумагами с подробным описанием юности Гитлера.
Когда, покинув библиотеку, я шел к станции метро, в голову пришла мысль: никогда бы не поверил, что нацисты могли быть настолько глупы, что описывали в документах свою деятельность столь исчерпывающе и с компрометирующими подробностями.
Я вышел из метро, как оказалось, на остановку раньше, чем было нужно, – на станции в американском секторе, которая по каким-то неведомым мне причинам, похоже не имеющим ничего общего с оккупацией города, называлась «Хижина дяди Тома», и пошел вниз по Аргентинишеалле.
Берлинский Архивный центр располагался на хорошо охраняемой территории в конце Вассеркэферштайг – в вымощенном булыжником тупике. Кругом высокие ветвистые деревья, неподалеку – небольшое озерцо. За проволочным ограждением виднелась череда зданий. К главному двухэтажному корпусу, окрашенному в белый цвет, с зелеными ставнями на окнах, вела взбегающая вверх тропинка. На вид – идиллическое место. Вскоре я вспомнил, что здесь прежде располагался штаб форшунгсамта – нацистского телеграфного и телефонного центра.