Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента
Шрифт:
Позднее. 1941 год. Эта передышка могла быть использована и для того, чтобы свести счеты с Россией. В конце июня некоторые наблюдатели были уверены, что Гитлер искренне стремился заключить мир с Англией (разумеется, на своих условиях), чтобы заняться Советским Союзом — своей постоянной долгосрочной целью. Гитлер, по их мнению, был убежден, что англичане это поймут. Разве политика Чемберлена, министра иностранных дел, не подстрекала к тому, чтобы германская военная машина повернула на восток против России? Тот факт, что в последние дни июня и первые три недели июля германские дивизии одна за другой отзывались из Франции и спешно направлялись в то место, которое немцы обычно называли «русским фронтом», похоже, подтверждает это. Что, впрочем, не бесспорно. Россия, Гитлер знал, была слаба. С Россией можно было подождать. Что было действительно важно, так это
Гитлер, вполне возможно, ожидал, что Черчилль первым сделает шаг к миру. Разве англичанин не понял, что он проиграл? Гитлер готов был ждать, когда это дойдет до сознания твердолобого британца.
Он ждал месяц. Прождал всю чудную последнюю неделю июня и первые три недели июля. В Берлине до нас доходили слухи, будто в Стокгольме установлены контакты между Берлином и Лондоном и ведутся переговоры о мире, но подтверждения этому мы так и не получили. Скорее всего, их и не было.
19 июля Гитлер выступил в рейхстаге. Он публично предложил Британии мир, хотя и не раскрыл его условий. Но тот факт, что большую часть того заседания он посвятил присвоению званий фельдмаршалов своим генералам, как будто война уже победоносно завершилась, показал: Гитлер был твердо уверен в том, что Черчилль будет добиваться мира.
Люфтваффе тогда уже более месяца как прочно закрепились на Северном море и Ла-Манше, но немецкая авиация воздерживалась от каких-либо серьезных налетов на землю Британии. Гитлер выжидал.
Я думаю, что немедленная и резкая реакция в Англии на его «мирное предложение» оказалась для него шоком. Он не был готов к такому скорому и категорическому отказу. Видимо, он колебался до конца июля — двенадцать дней, прежде чем принял этот отказ как окончательный ответ Черчилля. Но к тому времени было в значительной степени потеряно полтора месяца драгоценного времени.
Есть основания полагать, что большинство генералов верховного командования, особенно генерал фон Браухич, главнокомандующий сухопутными войсками, и генерал Гальдер, начальник Генерального штаба, имели серьезные сомнения относительно шансов на успешное вторжение в Британию сухопутной армии, особенно к концу июля, когда англичане, как им стало известно, до некоторой степени оправились от майских и июньских ударов. Во-первых, их, видимо, озадачивала проблема участия военно-морского флота. Кроме того, хотя Геринг и заверял их, что за две недели разгромит королевские ВВС, как за три дня уничтожил польскую авиацию, у них были на этот счет некоторые сомнения, которые в результате полностью оправдались.
Весь июль немцы стягивали баржи и понтоны на каналы, реки и в гавани вдоль побережий Франции, Бельгии и Голландии, торговый флот — в Бремен, Гамбург, Киль и различные порты Дании и Норвегии. Стало привычным видеть на дорогах Западной Германии перевозимые на платформах аж с самого Дуная самоходные баржи, которые направлялись в сторону побережья. Мастерские и гаражи по всему рейху занимались изготовлением небольших самоходных понтонов, способных переправить через Ла-Манш, в штиль конечно, танк, тяжелое орудие или роту солдат. 16 августа я видел много таких за Кале и Булонью.
Вечером 5 августа, как записано в этом дневнике, Гитлер долго совещался в рейхсканцелярии со своими главными военными советниками. Присутствовали Геринг, адмирал фон Рёдер, Браухич, Кейтель и генерал Йодль, который был членом личного военного штаба Гитлера и с начала наступления на западе чрезвычайно влиятельной персоной в армии. На этом совещании Гитлер, видимо решив начать попытку вторжения как можно скорее, прорабатывал планы с командованием трех видов вооруженных сил.
Что же это были за планы? Вероятно, мы никогда этого не узнаем. Но из той скудной информации, которая все же просочилась, думаю, можно выявить основные
Сухопутная армия не должна была выдвигаться, пока не будут уничтожены королевские ВВС. От выполнения этого пункта зависел ввод в действие других пунктов, связанных непосредственно с вторжением. Геринг обещал, что первый пункт будет выполнен быстро. Но, как и многие немцы до него, он серьезно просчитался с британским характером и, следовательно, с британской стратегией. Уверенность Геринга, — думаю, теперь это ясно, — была основана на весьма простом расчете. У него было в четыре раза больше самолетов, чем у англичан. Не важно, хороши или плохи английские самолеты и летчики, — он с уважением относился и к тем, и к другим, — ему нужно было просто атаковать превосходящими силами. Даже если он потерял бы столько же самолетов, сколько противник, в итоге у него остался бы значительный воздушный флот, а у англичан — никакого. Причем маловероятно потерять столько же самолетов, сколько противник, когда постоянно атакуешь превосходящими силами.
Чего Геринг и все прочие немцы не могли понять, так это того, что британцы готовы были скорее увидеть свои города разрушенными, чем рисковать в серьезных воздушных сражениях всеми своими самолетами, чтобы их защитить. Для англичан это было проявлением здравого смысла и единственной тактикой, которая могла их спасти. Для немецких военных это оказалось непостижимым. Я убежден, что именно из-за этой ошибки, такой типичной для немцев, был отменен план вторжения в Англию в этом году.
Чтобы уничтожить английскую авиацию, Герингу надо было оторвать ее от земли. Но как он ни пытался (когда в середине августа я был на Па-де-Кале, он посылал через него ни много ни мало тысячу самолетов в день, чтобы поднять англичан в воздух), ему это так и не удалось. Большую часть своих самолетов англичане держали в резерве. В результате какое-то время страдали их города. Но королевские ВВС оставались невредимы. А пока они невредимы, сосредоточившаяся на побережье сухопутная армия двинуться не могла.
Многие здешние немцы спрашивали, почему люфтваффе не могли уничтожить британскую авиацию на земле. Немцы уничтожили большую часть военно-воздушных сил Польши, Голландии, Бельгии и Франции на аэродромах раньше, чем их самолеты смогли взлететь. Ответ, который дают сами воздушные силы, наверняка правдив. Немецкие летчики рассказывали мне, что англичане рассредоточили свои самолеты на тысячах разбросанных по всей стране аэродромов. Никакая авиация в мире, даже в отсутствие какого бы то ни было сопротивления, не смогла бы выследить их в таком количестве, чтобы уничтожить значительную часть имеющихся у Британии самолетов.
Существует и еще одна причина неудач Геринга, которая нам здесь в Берлине не вполне понятна. В течение месяца — с середины августа до середины сентября — он пытался уничтожить военно-воздушные силы британской обороны. Эти попытки совершались во время дневных налетов, потому что невозможно уничтожить всю авиацию страны ночью. Но начиная с третьей недели сентября массированные атаки в дневное время прекратились. Я помню, что в тексте моей ночной передачи 23 сентября я написал: «Теперь, по прочтении немецких сводок, кажется, ясно, что массированные налеты на Британию, в отличие от того, что было месяц назад, происходят не днем, а ночью. Сейчас верховное командование называет дневные полеты „разведкой с применением оружия“, а ночные полеты — „атаками возмездия“. Военному цензору этот абзац не понравился, и он пропустил его, только когда я смягчил выражения, написав, что крупномасштабные налеты люфтваффе „с недавних пор происходят больше по ночам“. По-английски это звучало плохо, но зато не помешало донести эту мысль до слушателя.