Бернарда
Шрифт:
Десять человек покинули кабинет с неосязаемым чувством, что наблюдают невидимое, но неотвратимое начало конца.
Какое-то время Баал шел по коридору следом за остальными, но потом вдруг развернулся и направился назад. Толкнул дверь и вошел в кабинет, где под потолком сизыми слоями плавал сигаретный дым.
– Джон!
Тот повернулся; зашуршала серебристая куртка, в серо-зеленых глазах застыло, как тина на поверхности пруда, непонятное тоскливое выражение.
– Да?
– А Уровень «F», что случилось с ним?
– Его больше нет.
– Как
– Да, совсем. Дрейк уничтожил его. Полностью, – не дожидаясь очевидных вопросов, Сиблинг добавил: – Андариэль, Ирэна и другие, кто еще был жив, погибли. Уровень был дематериализован.
– Что это значит?
Сиблинг помолчал. Затянулся, выпустил дым, глядя куда-то вдаль.
– Это страшная смерть даже для неодушевленных объектов, Баал. И еще страшнее для живых. Это то, когда пространство распадается на части перед твоими глазами, включая твое тело и сознание. Это больно. Даже больше, чем больно: это короткий ад перед тем, как сгинуть навсегда без права на… Это сложно очень. Я не буду вдаваться в детали.
Регносцирос застыл, не в силах разобраться, является ли его ответное чувство на эти слова сожалением или же удовлетворением. Да, когда-то он любил инженера-генетика Ирэну Валий, даже не ее, а скорее свою мечту, любил то, какой Ирэна могла бы быть, но никогда не стала. Он любил иллюзорный, созданный собственным воображением фантом, который теперь погиб вместе с физической оболочкой. Нет, он погиб раньше, гораздо раньше, развенчался в тот вечер, когда Бернарда извлекла из его тела душевную боль, навеянную ложными иллюзиями и желанием видеть то, чего не было на самом деле.
Наверное, Ирэна не заслужила подобную смерть, но после всего что произошло, Баал не мог думать о ней. Теперь он думал о той, которая погибла, оставила свою жизнь на несуществующем более Уровне «F».
– А как же информация, ведь Дрейк хотел получить её? Они провели множество исследований, которые могли пригодиться.
Джон покачал головой, будто говоря «я тоже об этом не раз задумывался».
– Дрейк впервые нарушил правило, созданное им самим. И я не могу сказать тебе, что это значит или к чему приведет. А теперь иди. Я должен работать.
В стеклянной пепельнице мелко дрожащими пальцами был безжалостно затушен дымящийся окурок.
Он много о чем вспоминал за последние часы.
Как она дрожала перед ним, сидя на стуле, привезенная Маком в Реактор – случайно обнаружившая в себе скрытые способности девчонка из другого мира с большими серыми глазами. Как сидела на крыше, глядя на небоскребы и освещенная солнцем, пытаясь перебороть робость и рассказать правдивую историю о первом в жизни совершенном перемещении. Как удивилась и возликовала, когда он, вместо того чтобы прогнать, пригласил ее на работу. Как выбирала дом, радовалась ему, а после делала первые шаги, постигая искусство сохранения внутреннего баланса. Как училась приходить в гармонию с внутренним я, как сопротивлялась прыжку в непривлекательное место с фотографии – заброшенное строение, окруженное осколками битых камней, где на подоконнике лежал оставленный им белый конверт. Межуровневое пространство.
Дрейк осторожно сместил руки ниже и посмотрел на лицо с идеально
Но еще не время… еще очень много работы. Ди должна проснуться в здоровом теле.
Мертвые не просыпаются…
Усилием воли он прогнал эту мысль, прервался на секунду и устало потер переносицу. Мысли о собственном потенциальном сумасшествии сменились жесткой решимостью не думать и завершить процесс. Укорить себя в безумии он сможет потом…
Сколько он уже здесь?..
Дрейк потерял счет времени. Да это и неважно. Он снова взялся за работу, сложнейшую в его жизни работу по восстановлению человеческого тела, а мысли текли в тишине.
Она писала ему с ноутбука робкие фразы, боялась и в то же время хотела приблизиться. Храбрая, в чем-то даже безрассудная, немного наивная и очень красивая, обратившая свой взор на стоящего у вершины мира холодного стратега, занятого своей сложной игрой по перемещению судеб на шахматной доске. Тогда ему неведомы были многие из чувств, переживаемые сейчас. Думал, умерли… Ошибся.
Поздно ты понял…
Она спасала всех и все: сначала бездомного кота, потом молчаливых Фурий, которых он лечил… Она с самого начала вила из него веревки, а теперь он вил структуру новых клеток ей самой, чтобы попытаться вдохнуть жизнь.
Не выйдет…
Выйдет. Не получается у того, кто не пробует. И не ему ли, Дрейку, лучше всех известно, что возможно покорить даже те вершины, до которых никто еще не добирался. Намерение. Желание. Вера. Действие. Может быть, он безумец, может быть. Но лишь ограничения, созданные человеческим разумом, мешают воплощению в жизнь самых невероятных идей.
Молекулы медленно соединялись, выстраивались в прежнюю структуру; руки Дрейка дрожали от колоссального напряжения сознания. Проще было взять клетки клона, но они не хранили памяти, того опыта и знаний, что открылись ей в последние секунды, а ведь именно в эти секунды она осознала себя лучше, чем когда-либо до этого. Стоило лишь посмотреть на тот щит – великолепное сплетение материи, прочное, красивое, шедевральное по свойствам.
А также клетки клона не хранили и другую ее часть, называемую душой.
Дрейк почему-то вспомнил, как однажды Ди послала ему мысленный поцелуй – он помнил этот момент так ясно, будто все случилось сегодня. Одна лишь мысль о ее губах, о том, как они касаются его – и он долго сидел в машине, не способный вести, лишь чувствовал жар, разлившийся по телу. Чертовка, она всегда находила, чем удивить его, застать врасплох. Застала и снова, но уже в последний раз, все-таки поставив критический узел на карте собственной судьбы. Как же он этого боялся…
Она спасла его ребят. Ценой себя. Слишком светлая, научившая его тому, что помимо упоения от сложнейших тактических расчетов, точного предугадывания линий поведения и влияния на чужие судьбы есть и другие вещи, которыми стоит наслаждаться. Смех, тепло, сердце, полное любви…