Берсерки. Трилогия
Шрифт:
Олег несколько мгновений смотрел на Эсмиэль, а затем притянул ее к себе и прижал к груди:
— Успокойся, моя маленькая. Я же сказал, что никто не собирается заставлять его делать это. К тому же исследования могут показать, что мы не в состоянии сделать его подобным нам. Ни сейчас, ни вообще. То, что вы столь похожи на нас, еще ничего не значит. Могут выявиться какие-то иные отклонения.
Эсмиэль сердито вывернулась из объятий мужа и окинула его сердитым взглядом.
— Нечего меня успокаивать! Я же знаю, что все это чепуха и шансы на то, что он подойдет и вы заставите его сделать это, — почти сто процентнов. Иначе бы ты не затевал этот разговор с сестрой.
Олег вздохнул. Ну почему ему всегда приходится объяснять то, что вроде как вполне очевидно?
— Мы никого не собираемся заставлять, но действительно считаем, что он обязательно примет наше предложение. — Олег на мгновение замолчал, а затем, вновь притянув к себе жену, продолжил: — Понимаешь, моя маленькая, жизнь для мужчины имеет смысл только как задача или долг. И если Эоней хочет действительно БЫТЬ императором, а не СЧИТАТЬСЯ им, вряд ли у него есть иной выбор. Сколько бы ему ни пришлось за это заплатить.
Эсмиэль, сначала сердито трепыхавшаяся, пытаясь вырваться из объятий мужа, при этих словах замерла. И Ольга осторожным жестом разорвала связь. Дальнейшее, что должно было произойти в доме брата, было слишком интимным, чтобы участвовать в нем хотя бы в качестве зрителя. Тем более что она была согласна со всем, что он сказал, за исключением одного. Почему это жизнь как задача или долг имеет смысл только для мужчины?
На Лунную базу Эонея доставил транспортный челнок. За свою еще пока не слишком долгую жизнь пользоваться челноками Эонею довелось уже не раз. Но ни разу еще он не летел так.
Добравшись до терминала средиземноморской транспортной зоны, он вылез из транспортной капсулы и огляделся. На разгрузочной платформе народу было предостаточно, но никто не обращал на императора никакого внимания. Все были заняты разгрузкой плети транспортных капсул. Эоней несколько растерянно потер руки. И куда тут идти?
— Эй, парень, — послышался откуда-то громкий голос. Эоней обернулся. К нему быстрым шагом шел какой-то довольно пожилой чернявый мужчина в потертом и засаленном комбинезоне. — Тебя Эоней зовут?
— Да.
— Краймк-Цезарь. — Мужчина схватил его руку, стиснул ее и тут же развернулся, бросив через плечо: — Давай за мной. У челнока старт через пятнадцать минут.
И они пошли через занятую делом массу людей и механизмов.
— Жрать хочешь? — внезапно спросил Краймк-Цезарь.
— Э-э… — не сразу нашелся сбитый с толку этим вопросом Эоней.
— Понятно. На, держи. — Волосатая рука с короткими пальцами протянула ему огромный бутерброд, извлеченный из одного из многочисленных карманов потертого комбинезона. Такая трапеза ничем не напоминала завтраки в императорском дворце, но пахло вкусно. Эоней улыбнулся собственным мыслям и впился зубами в край бутерброда.
— Откуда будешь, из куклосов или Дикий?
— Ну… не совсем, — начал было Эоней, но мужчина уже сделал вывод.
— Из капонирных, значит. — Он вздохнул. — Да, крепко ваших посекли во время Восстания. И в Битве в поясе тоже много полегло. Много своих потерял?
Эоней подумал о бойне на границе и той мясорубке, в которую попали его эскадры у Эсгенты, и совершенно искренне ответил:
— Да.
— Соболезную, парень. Ну да ведь не зря же наши парни головы сложили? — рассудительно заметил мужик и кивнул в сторону шахты лифта. — Залезай.
— Хотелось бы надеяться, — сквозь зубы пробормотал Эоней.
— Так это ж от нас зависит, — уверенно сказал мужик. — Если мы слабину не дадим, значит, не зря, а если начнем сопли распускать да себя шибко жалеть — зря. Жизнь ведь как устроена? Мы благодарны тем, кто до нас героями ушли, а сами должны сделать так, чтобы те, кто после нас жить будут, нас героями считали. А если нет, тут-то жизнь и кончается. А начинается так… существование. Навроде лопуха под забором. Вроде и живет, и солнышко ему светит, и ветерок приятный обдувает, а никому не нужен и зачем живет — непонятно. Живет себе… приживалой, короче.
Тут лифт остановился, двери с легким шипением разошлись, и они оказались на пластобетонной поверхности посадочного поля.
— Вон твой челнок, — показал мужик, — а я пошел. У меня смена через двадцать минут. Доброго полета, — и он снова протянул руку.
Эоней пожал ее и, развернувшись в легкой задумчивости, двинулся к шаттлу.
Как только император переступил через порог транспортного люка, из динамика, расположенного где-то под потолком, послышался голос:
— Эоней?
— Да, — отозвался император, не слишком уверенный в том, что его услышат. Однако его услышали.
— Отлично. Дуй в нос. Сразу за люком — пассажирский салон. Кроме тебя, никого не везем, так что выбирай любое кресло. И быстрее. Старт через четыре минуты.
Эоней немного растерянно обвел взглядом здоровенный трюм, заставленный рядами принайтовленных стандартных транспортных контейнеров, а затем, заметив узкий лаз, оставленный у самой стенки трюма, поспешно рванул вперед.
Сесть в кресло и пристегнуться он успел секунд за сорок до старта. Пассажирский отсек был небольшим — человек на двадцать. Иллюминаторов в борту не было, но над дверью в пилотский отсек виднелся большой экран, встроенный в переборку. Сначала он транслировал картинку с космодрома и начало старта, а затем пошла текстовая информация и пиктограммы траектории. Судя по ним, выходило, что до места назначения они доберутся часа за полтора. Компенсаторы гравитации работали нормально, так что сразу после старта Эоней откинул спинку своего кресла и прикрыл глаза, вспоминая, как он впервые оказался на корабле, принадлежавшем Земле.
Сначала, когда капитан доложил, что рейдер, каким-то чудом вырвавшись из почти смертельных объятий кораблей прикрытия уничтоженного ими Разрушителя, мчится прочь от империи неизвестно куда и топлива на разворот и последующий разгон точно не хватит, император похолодел. В империи вспыхнул мятеж, она ведет войну, а он несется на почти потерявшем способность маневра среднем рейдере одна темная бездна знает куда и без малейшей возможности что-либо изменить. Но затем его осенило: