Берсерки. Воины-медведи Древнего Севера
Шрифт:
Берсерки фигурируют также в «Саге о Хрольфе Краки» (известном и как Рольф Кренги). Краки (Краке) был легендарным датским королем, который появляется в ряде анто-скандинавских летописей и народных сказок Восточной Англии, где некоторое время существовали королевства данов. Здесь берсерки описаны просто как банда изгоев, одетых в волчьи и медвежьи шкуры, которые неистовствуют в соседних землях, грабя, сжигая селения и мародерствуя. В старинном исландском произведении XIII в. «Сага о Ньяле» (также известном как «Сожжение Ньяля» — одном из старейших полностью сохранившихся исландских письменных документов) плененного берсерка используют, чтобы «испытать» два костра — один разожжен язычниками, а другой — христианами. Христианский костер полностью поглощает язычника-изгоя, таким образом доказывая силу и превосходство новой религии.
Самым знаменитым берсерком был исландский фермер— бонд и воин Эгиль Скаллагримссон, который стал одним из величайших негодяев — антигероев исландской
Несмотря на то что Гаральд (Харальд) Прекрасноволосый охотно включал берсерков в свои войска, пребывание их в составе норвежских дружин порой становилось проблемой — особенно когда дело касалось дисциплины. Несколько старинных ирландских документов — отчетов о битве при Клонтарфе, неподалеку от Дублина, в 1014 г. (конфликт, во время которого викингская Ирландия бросила вызов своей кельтской «сестре», которой правил король Бриан Бору) — повествуют о берсерках, бесконтрольно хозяйничающих и в ирландских, и в норманнских поселениях, нанося огромный урон как чужим, так и своим. Да и дома, в Норвегии, хлопот с ними было не меньше, поскольку дружины берсерков нападали на собственные деревни (а точнее говоря, хутора или крестьянские дворы-фермы, т. н. «гарды» — ср. с древнерусским словом «град», или «город»), возвращаясь домой с войны (видимо, по-прежнему одолеваемые «боевой яростью»). В 1015 г. норвежский ярл (местный правитель) Эйрик Хакенарсон запретил берсеркам жить на территории страны, приказав преследовать их и судить. К началу 1100-х гг. ватаги (организованные банды) воинов-берсерков, которые прежде были составной частью армий скандинавских королей, практически перестали существовать.
На родине не только берсерков, но и викингов вообще недолюбливали. Ведь так называли тех людей, которые не желали жить в племени и подчиняться его законам. Слово «викинг» в описываемую эпоху носило оскорбительный оттенок, вроде современного «пират», «бандит» или «разбойник». Когда юноша покидал семью и уходил в дружину викингов, его оплакивали как погибшего. Действительно, уцелеть в далеких походах и постоянных боях было нелегко. Чтобы не бояться смерти, викинги, по мнению многих, наедались перед битвой опьяняющими мухоморами. Неукротимые в своем опьянении, они сминали любого врага: и арабов, и франков, и кельтов. Особенно ценили они берсерков — «подобных медведю», то есть людей, способных перед боем доходить до невменяемого состояния и с огромной силой крушить врага. После припадков ярости берсерки впадали в глубокую депрессию, вплоть до следующего нервного срыва. В нормальных условиях берсерков не терпели. Их заставляли покидать села и удаляться в горные пещеры, к которым остерегались ходить. Но в отрядах викингов берсерки находили себе достойное применение.
Зато с викингами охотно творили общие дела скандинавские аристократы. Честные норвежцы предпочитали сидеть на берегах шхер и ловить селедку. Честные шведы — пахать землю. Поэтому в военных начинаниях аристократам всегда было удобнее взаимодействовать с командами этих сорвиголов. Иноземные владыки охотно нанимали викингов на службу. Они сражались и за интересы ромейских (византийских) императоров, и английских королей, и русских князей.
Не исключено, что само слово «Русь» имеет скандинавское происхождение. Некоторые историки придерживаются мнения, что князь Рюрик, приглашенный править новгородцами, происходил из местности Рослаген, находящейся к югу от современного Стокгольма. Еще в VI–VII вв. скандинавы исследовали течение Западной Двины, а затем от ее верховьев дошли до среднерусского междуречья, то есть района Верхней Волги и Оки. Нанеся поражение мадьярской орде, они, по мнению выдающегося историка Георгия Владимировича Вернадского, захватили город Верхний Салтов. Оттуда они пошли вниз по течению Донца и Дона, в конце концов добравшись до Азовского и Северокавказского регионов. В первой половине IХ в. в низовьях Кубани организовалось
Скандинавские саги рассказывают о четырех норвежских конунгах — членах королевских родов, длительное время живших при дворах русских князей. Олава Трюгвассона (сына Трюгви) выкупил из рабства его дядя по матери Сигурд, приехавший в Эстландию (Эстонию) собирать дань с эстов для русского князя, и привез ко двору Владимира Красное Солнышко. Олав Харальдссон бежал из Норвегии от своих политических противников к князю Ярославу Мудрому и княгине Ингигерд. Магнус Олавссон был оставлен в шестилетием возрасте князю Ярославу его отцом, Олавом Харальдссоном, вернувшимся в Норвегию и погибшим там в 1030 г. Гаральд (Харальд) Сигурдарсон бежал из Норвегии после поражения Олава Харальдссона, Русь заменила ему на время дом и явилась отправным пунктом для всех его дальнейших странствий. На Русь он отсылал все награбленные в Африке и Восточной Римской империи (Греции, Византии) богатства.
Появление на Руси Олава Трюгвассона было предсказано заранее. Согласно скандинавским сагам, мать князя Владимира была великой пророчицей. Однажды Владимир спросил ее, не видит или не знает она какой-либо угрозы или урона, нависших над его государством, или приближения какого-либо немирья, опасности или покушения на его владения. Она ответила: «Не вижу я ничего такого, сын мой, что я знала бы, могло принести вред тебе или твоему государству, а равно и такого, что спугнуло бы твое счастье. И все же вижу я видение великое и прекрасное. Родился в это время сын конунга в Нореге (Норвегии), и в этом году он будет воспитываться здесь, в этой стране, и он станет знаменитым мужем и славным хевдингом, и не причинит никакого вреда твоему государству, напротив, он многое даст вам».
В двенадцатилетнем возрасте Олав спросил князя, нет ли каких-нибудь городов или округов, которые были бы отняты у него язычниками, присвоившими себе его владения и честь. Князь ответил на вопрос положительно. Юный Олав сказал: «Дай мне тогда какой-нибудь отряд в распоряжение и корабли, и посмотрим, смогу ли я назад вернуть то государство, которое потеряно, потому что я очень хочу воевать и биться с теми, которые вас обесчестили; хочу я положиться в этом на ваше счастье и свою собственную удачу. И будет либо так, что я их убью, либо что они побегут от моей силы». Владимир дал ему войско и корабли, и юный Трюгвассон начал череду своих воинских подвигов. Повелось, что каждое лето он вел войны и совершал разного рода подвиги, а в зимнее время был при дворе у князя. Возвращаясь после одного из походов с небывалой добычей, Олав приказал сшить для кораблей паруса из драгоценной материи. Саги даже утверждают, что Крещение Руси во многом состоялось благодаря влиянию Олава на князя и княгиню. Олав часто призывал их отказаться от идолопоклонства и повторял: «Я никогда не перестану проповедовать вам истинную веру и слово Божие, чтобы вы могли дать плоды для истинного Бога».
Другой Олав — Харальдссон (Гаральдсон) — в молодости много сражался в землях финнов, в Дании, Франции и Испании. Позже, изгнав из Норвегии шведских и датских ярлов, он стал единовластным правителем своей страны. Правил он 15 лет, но был потеснен на престоле Кнутом Великим. Харальдссон бежал на Русь. Ярослав хорошо принял его, предложив остаться и взять столько земли, сколько будет нужно, чтобы содержать свое войско.
После смерти норвежская церковь причислила Олава Харальдссона к лику святых. Некоторые чудеса Олав явил на Руси. Саги повествуют, что у сына одной знатной вдовы образовалась опухоль в горле и мучила его столь сильно, что мальчик не мог глотать пищу, и его считали смертельно больным. Княгиня Ингигерд — жена Ярослава Мудрого — посоветовала ей пойти к конунгу Олаву. Тот не сразу, но согласился помочь. Он провел руками по горлу мальчика и долго ощупывал опухоль, до тех пор, пока мальчик не открыл рот. Тогда конунг взял хлеб и отломил несколько кусочков, разместил из крестом у себя на ладони, затем положил в рот мальчику, и тот проглотил. И с этого момента прошла вся боль в горле. Через несколько дней мальчик был полностью здоров.
После смерти конунга в Новгороде существовала норманнская церковь Святого Олава. Однажды в городе случился такой пожар, что, казалось, ему грозит полное уничтожение. Жители города в страхе толпами стекались к священнику Стефану, служившему в церкви Блаженного Олава. Они надеялись в крайней нужде воспользоваться помощью блаженного мученика. Священнослужитель немедля пошел навстречу их пожеланиям, взял в руки образ и выставил его против огня. Пожар не стал распространяться дальше. Город был спасен.