Бес новогодней ночи
Шрифт:
Баба Катя, сердито пристукнув клюшкой по полу, прервала бывшего ученика:
– Не крути, Олежка. Знаю, что терпеть меня не можешь. Однако помни, благодаря кому тебя из школы не выперли с волчьим билетом. Пора должок отрабатывать.
Что верно, то верно. Хулиганистым был парнем нынешний майор, со стопроцентной славой будущего уголовника. Однако, поди ж ты, вместо этого стал начальником милицейским. Сам удивляется. Дежурный лейтенантик вякнул было:
– Товарищ майор, я сказал, что заняты вы, а она…
Однако майор зыркнул на него так, что лейтенант стушевался, и притих, как мышь под веником. Майор, поняв, что теперь не скажешь, что отсутствуешь на рабочем месте, покорно вздохнул:
– Ну что случилось, Катериванна? Новый год вот-вот. Что такого неотложного?
Баба Катя, помявшись, выдала:
– Муж мой пропал.
– Василий Кузьмич? Как пропал? Куда пропал?
– Так пропал! Видать, убили моего сердешного. Принимай меры, раз ты милиция.
Торопов, озадаченно сдвинув на затылок шапку, принюхался, но спиртным от бабы Кати не пахло. Глаза тоже вполне нормальные. Но согласиться, что бывший физрук-трудовик-сторож убит какими-то злодеями, майор не мог принципиально. Во-первых, кому он на фиг нужен, кроме бабы Кати. Во-вторых, зная характер бывшего завуча, майор вполне резонно предположил, что допекла старика, и он элементарно дал деру к одной из своих бывших кумушек, что тоже было секретом только для бабы Кати. Уж пацаны то в школе знали почти обо всех похождениях Василия. Не одну молоденькую училку соблазнил, да и впоследствии не оставлял без внимания и ласки. Однако, зная железный характер бывшего завуча, обречено признал, что Новый год придется встречать в обществе дорогой и любимой Катериванны. Доводы о том, что в течении трех суток по закону милиция пропавшего искать не обязана, на старуху явно не подействуют. Тут одним приемом заявления не отделаешься. Еще раз вздохнув, Торопов с грустью вспомнил киснувшую на столе бутылочку, и официальным тоном предложил:
– Излагайте, Катериванна. Будем принимать меры. Да вы садитесь, в ногах правды нет.
Баба Катя опустилась на скамью, зачем-то сердито пристукнув клюшкой, и начала излагать:
– Решила я сегодня Мишку зарезать…
Майор, слегка офигев от такого признания, предостерег:
– Катериванна, должен вас предупредить, что, согласно статье пятьдесят первой Конституции РФ, вы не обязаны давать показания против себя.
Баба Катя, уловив подвох в словах, когда-то несносного Олежки, огрызнулась:
– Не перебивай, я и сама собьюсь. Какие, на хрен, показания? Козла я решила зарезать!
– А-а-а… Ну, козел это другое дело. За козлов, в любом виде, уголовный кодекс не карает.
– Решила, значит, Мишку… козла то есть… зарезать. И сподобила на это дело Василия Кузьмича. Пошел он сердешный, куда ж деваться. Пошел, да и пропал. Час прождала – нет. Решила, что сбежал, чтоб кровью не мараться. Пошла я к Тише с Мишей… Знаешь братцев?
Майор, сморщившись как от дурных воспоминаний, рубанул себя по горлу, и выдал:
– Еще бы! Это ж мой гемморой!
Прикинув расстояние от майорского горла, до его же геммороя, баба Катя подивилась длине последнего, но вдаваться в детали не стала.
– В общем, подписала их Мишеньку моего зарезать. За литр, понятное дело, иначе не уломать. И пошла домой. Шла то долго, улицами. А они, варнаки, видать огородами шастнули. Пока пришла, да пока в доме свет зажгла, минут сорок прошло. Глянула в сарай – нет Мишки. Кричала, звала – никто не отзывается. Пошла на огород, а у погребочка – матерь божья – все кровищей залито! Не иначе как моего деда зарезали вместо козла…
– Стоп, стоп, стоп. Катериванна, давайте уточним. Василь Кузьмич из дома сбежал…
– Да нет нигде его! Я ж по улице шла, у всех спрашивала, к кому забрести мог! Он, видать, паразит, в погребе заначку свою достал, да там его эти живодеры и прихватили!
– А с чего бы? У них что, неприязнь была?
– У меня неприязнь была! Я ж сколько раз грозилась деду своему, что науськаю на него этих оглоедов, за его пьянки да кобелирование. Но я-то вроде как не всерьез, сгоряча. А они, жлобье, всерьез решили. Или бутылку не поделили, или спьяну деда с козлом перепутали! Что тот козел, что этот! Один от природы, другой по жизни…
Майор только репу озадаченно почесал. Дела, однако. Стало быть, незабвенная Катериванна про похождения муженька знает? И молчала всю жизнь? И где заначка знает, да не трогает. Вот и пойми после этого женщин… Только ведь дело керосином пахнет. Формально «заказ» он и есть «заказ»…
– Катериванна, вы понимаете, что сейчас чистосердечное практически пишите? Я ведь буду обязан и вас привлечь, если подтвердится? Только что-то мне слабо верится. Тиша, конечно, баран и оторва, но зарезать человека, у него кишка тонка. Хотя… Черт его знает, спьяну то… Нет, все равно не верю. Может и не кровь там? А если кровь, то почему именно Василия Кузьмича? Может, они козла вашего в погребе подвесили… Хотя зачем бы его тащить в огород, когда в сарае за балку подвесить удобнее? Незадача. Вот что, давайте-ка проедем, и на месте посмотрим. Пропал Новый год…
Возле погреба майор долго и озадаченно крутил головой, подсвечивая под ноги фонариком. Темные пятна на снегу виднелись отчетливо, и было их достаточно много. Но не настолько, чтобы предположить, что человека, или хоть козла, зарезали насмерть. Однако на вкус действительно кровь! И натоптано так, что похоже на следы борьбы. И в погребе, в свете мощного фонаря отчетливо было видно, погром, и все ступени поломаны, как будто кто по ним кувалдой долбил. Но ведь трупов нет? Да и как можно верить престарелой Катериванне которая, при всем к ней уважении, кажется, стала из ума выживать?..
Так примерно рассуждал майор, не зная, что же предпринять. Возбуждать уголовное дело? Оснований нет. Но оставить без внимания заявление, пусть пока и устное, майор не мог тоже. Оставалось только побеседовать с Тишей и Мишей. Возможно, они смогут что-то прояснить в этой истории…
Тиша с Мишей уже не праздновали, а пошло и безудержно пьянствовали, все еще не отойдя от пережитого. Причем Миша употреблял в положении лежа. Тиша как смог соорудил ему повязку, предварительно сделав на месте пореза компресс. Как полагается: тридцать капель на рану, остальное – внутрь. Потом налепил на порез всю вату, какая нашлась в доме, и обмотал все сооружение старым шарфом, рассудив, что заживет как на собаке, и нечего в Новогоднюю ночь переться с непутевым братцем в больницу. Молчали долго, трагично посасывая водку и, время от времени, поглядывая друг на друга, словно пытаясь определить, сходят с ума поодиночке, или комплексно. Первым не выдержал Миша. Тоскливо глянув на брата, почему-то шепотом попросил:
– Тиша, не берись больше скот резать, а? Это нам наказание.
Тиша, в глубине души признавая правоту младшего, все же резонно возразил:
– А пить, на что будем? Пенсии нам на неделю хватает. Да и жрать надо.
Миша тоскливо выдохнул:
– Лучше трезвым, чем мертвым. Это ж черт за нами приходил! Допились!
Тиша, озлобляясь от покушения на святое, рявкнул:
– Какой, на хрен, черт! Ты чё гонишь, придурок?! Если не пить, то что делать?
Однако Миша не сдавался, пожалуй, впервые в жизни презрев авторитет старшего брата, и истошно завопил в полный голос: