Бес новогодней ночи
Шрифт:
– Спишь, суслик? Вызови «скорую» и докладывай.
Лейтенант, подскочив на стуле, спросонок неуверенно уточнил:
– Психическую?
– Что «психическую»?
– «Скорую», говорю псих…
– Ты издеваешься?
Дежурный, видя, что начальство явно не в духе, взмолился:
– Товарищ майор, вы же сами сказали «дурдом»! Ну, я и подумал… Я уже вызвал… Простите, я нечаянно…
Под свирепым взглядом майора лейтенант съежился, схватил трубку, и залепетал:
– Я сейчас отменю… Только они уже скоро… они же «скорая»… Понял, понял. Молчу, товарищ майор. А, простите, кому «скорую»?.. Ага, сообразил. Мне?
Глаза у начальства стали постепенно наливаться кровью, и лейтенант, совсем растерявшись, в отчаянии крикнул:
– Не надо, товарищ майор! Я сам!
Торопов на выдохе смачно закончил «…м-м-мать!!!», и уточнил:
– Что «я сам»???
– Все сам. Только не бейте!
– Идиот!!! Докладывай, что случилось! Да вызови ты «скорую», твою… Недоделок! Видишь, человек кровью истекает!
Хотя Миша уже не истекал, ваты под пузом было изрядно, а давился мелким смешком, подпрыгивая на скамейке. Тиша невозмутимо молчал, сверля недобрым взглядом дугообразную надпись «Дежурная часть» на стекле. Видно, нахлынули воспоминания. Баба Катя молча раскачивалась, опершись подбородком о клюшку, и прикидывала, во сколько обойдутся похороны деда, смирившись с неизбежным.
Позвонив по «ноль три», лейтенант начал объясняться:
– Минут сорок назад водитель маршрутки привез гражданина с козлом. Он пьян…
– Козел? – обреченно уточнил майор.
– Не-е-ет… Гражданин.
– Так он же мертв! Ты сказал «мертвый, хрипит уже»!
– Я сказал «Пьяный, как мертвый. Храпит уже!» Наверное, связь хре… хыр… хрррр…
Баба Катя навострила ушки, и с определенным интересом посмотрела на лейтенанта, многозначительно потирая массивную рукоять клюшки. Майор, перехватив ее сладострастный взгляд, предостерегающе покачал головой. Привалило лейтенанту счастья под Новый год. Не подозревая о том, что мудрый начальник только что спас как минимум его здоровье, лейтенантик продолжил:
– Гражданин пьян, но прежде чем откинуться, сумел промычать, что зовут его Тищенко Василий Кузьмич. Со слов водителя, он их обнаружил на остановке. Гражданин спал на скамеечке, козел капусту грыз. Время позднее, до Нового года полчаса, автобусы уже в гараж. Ну, водитель, как сознательный, и привез гражданина к нам. Чтоб, значит, не замерз…
– Водитель где?
– Ушел.
– Я же сказал: никого не отпускать!
– Да он, товарищ майор, сказал «Пошел он на х… ваш майор, меня дома ждут!» Ой!.. То есть, это он меня послал, товарищ майор!!! А про вас он сказал «Молодец ваш майор, службист! В новогоднюю ночь сам дежурит». Да вы не волнуйтесь, он местный. Данные и адрес я записал. Найдем, гада!
Торопов, расстегивая бушлат, тоскливо сказал в пустоту:
– Все, не могу больше. Добью выслугу, и подам в отставку… Где они, идиот?
– В обезьяннике. А куда мне их?
Майор круто развернулся, и зашагал в конец коридора. Баба Катя и Тиша с Мишей потянулись следом. Замыкал шествие лейтенант, гремя на ходу ключами.
Возле решетки «обезьянника» Торопов остановился, и поморщился. За волнами наплывающего храпа деда Василия, свернувшегося калачиком на шконке, наплывали волны лютого перегара. Тиша, потянув носом, безошибочно определил:
– Самогон. Вон и бутыль валяется.
Майор с укоризной посмотрел на бабу Катю. Та, в свою очередь, поспешно открестилась:
– Это не я, Олежек! У Маруси Поздеевой покупала!
– Ладно, разберемся и с гражданкой Поздеевой. Ну, Катериванна, вот и Василь Кузьмич. Живой. Только малость не в себе.
Учуяв бабу Катю, из-под руки обнявшего его деда вскочил Мишка, и радостно заблеял, тряся бородатой мордой. Миша с Тишей кисло переглянулись. Тиша констатировал:
– А вот и черт рогатый…
Миша в тон добавил:
– Пить надо меньше…
Распахнув открытую дежурным решетку, майор шагнул внутрь, и ругнулся:
– Блин горелый! А почему дед в наручниках? Ты охренел, лейтенант?
На правой руке деда и впрямь был защелкнут браслет. Второй висел на ошейнике козла. Лейтенант обиженно пробурчал:
– Да вы что, товарищ майор? Я что, без понятия? Их так и привезли.
– Так сними!
– Пробовал, ключ не подходит! А пилить нечем.
– Так кто ж их сковал?
– Да почем мне знать? Наручники ржавые, старые. Таких и не делают давно.
– Еще одна загадка… А заяц где?
– Под шконкой.
Тиша, вспомнив молодость, радостно заржал:
– Опустили косого!
Нагнувшись, майор заглянул под нары. Заяц действительно лежал на полу. Точнее, заячья тушка. Потому что на живого ушастый похож был мало. По той причине, что конец веревки, которой все так же и был обвязан Мишка, захлестнулся за заячье горло, и тот лежал на спине, поджав лапки и мученически закатив глаза. Майор с укоризной посмотрел на лейтенанта.
– Ты бы хоть развязал узел, что ли. Может, и ожил бы косой. Э, да это ж кролик! Ну, ты, лейтенант, и суслик. Кроля от зайца отличить не можешь.
Вздернув кролика за уши, майор освободил несчастного от веревки, и покрутил его в свете тусклой лампочки. Баба Катя, приглядевшись, ахнула:
– Так это ж Маруси Поздеевой кроль! Вот и ушки у него надрезаны. Так только она и делает, чтоб от чужих отличить, живодерка! Это он, стало быть, с осени шастает по лесу!.. Миша, Мишенька мой… Ах ты мой маленький, ну иди к бабуле!
Мишка радостно заблеял на призыв, окончательно поверив, что резать его больше не собираются, и рванулся с нар, потянув за собой деда. Дед взвизгнул от боли в вывихнутом плече, грохнулся на пол, ударив майора по ногам коленками. Не удержав равновесия, майор завалился на спину, жестко приземлившись на соседнюю шконку задом, и пребольно ударившись о стену головой. Баба Катя взвизгнула, братья заржали, лейтенант кинулся помогать начальнику. Но запутался в веревке, и рухнул на деда, который спросонок не разобрал что к чему, разинул рот и заверещал: «Ой, лышенько! Убивают! Ратуйте, люды добри!!!», вспомнив от потрясения давно забытую украинскую мову. От крика и переполоха, а, может оттого, что горло освободилось, и появился воздух, почти одичавший кролик, вдруг ожил, тоненько взвизгнул, стремительно возвращаясь к жизни, и от всей души шарахнул майора по лицу задними лапами. Майор непроизвольно разжал руку, хватаясь за исцарапанное лицо, кролик грохнулся на пол, и почесал по коридору в поисках выхода. Тиша с Мишей бросились его ловить, чтоб предъявить доказательство своей невиновности в краже, но столкнулись лбами, и разлетелись в разные стороны. Тиша при этом отлетел прямехонько на бабу Катю, сбив ее с ног. И не обошлось бы еще без одной травмы, грохнись старуха на бетонный пол, но вовремя подоспел верный Мишка, подставив спину своей хозяйке. Баба Катя мягко опрокинулась через козлиный хребет, и придавила всем телом волочащегося по полу вслед за козлом деда Василия. А в углу тихо стонал от боли в порезанном животе Миша, проклиная козла, бабу Катю с дедом Василием, милицию и родного брата. Майор рычал, и матерился. Лейтенант чуть не плакал с досады, барахтаясь в веревочных кольцах. Баба Катя вопила, дед Василий «ратовал», козел истошно блеял. В дежурке надрывался бесхозный телефон. Бардак. Пожар во время потопа в психбольнице. Тиша сидел на полу и утирал слезы, мелко трясясь от хохота. И только кролик молча сквозанул за дверь, прямо между ног врача с приехавшей, наконец, «скорой». Но далеко убежать не сумел. Почти следом за врачом в вестибюль ворвался разъяренный полковник в исцарапанном и грязном на груди кителе, мертвой хваткой сжимая уши несчастного кролика, и дурным голосом заорал: