Бес в ребро
Шрифт:
Внук схватил Николая Гавриловича за штанину и теребил ее до тех пор, пока не услышал ленивое:
— Ну, чего тебе?
— А у меня лук. Вот, смотри, — внук протянул деду древнее оружие. — Можешь даже из него пострелять. Один раз. Только смотри, в лягушку не попади.
— Почему? — спросил тот, повертел в руках стрелу из ивового прута и неумело положил ее на тетиву.
— Так ведь жениться придется, — сказал не по годам развитый внук. — А до этого — с бабушкой развестись. Хлопот-то сколько!
— Сейчас это быстро делается, — Николай Гаврилович
И пульнул в белый свет, как в дореформенную копеечку.
Стрела блеснула на солнце и унеслась на северо-запад. А Николай Гаврилович вдруг почувствовал, как что-то толкнуло его в ребро. Да нежно так! Как-то сразу жить захотелось, новые коронки поставить — и улыбаться всем подряд. Николай Гаврилович ойкнул и чуть ли не бегом поспешил в дачный домик — переодеваться.
— На пруд, что ли, с внуком собрался? А костюм зачем? — спросила у Николая Гавриловича его супруга Зинаида Семеновна.
— Молчи, старая, — ответил тот, грубо щелкнув немецкими подтяжками. Подхватил пиджак, сел в машину и скрылся из глаз, строго в северо-западном направлении.
В городе он на минутку заскочил домой, взял паспорт с деньгами и устремился по следу судьбы — через сбербанк в сторону Воронежа. Всю дорогу Николай Гаврилович выжимал из «копейки» верные шестьдесят пять, однако цены на бензин его обогнали. Пришлось продать «копейку» за сколько дадут и двигаться на перекладных аж до самого Калининграда.
— Контрабанда есть? — спросили на таможне, и пропустили туриста в анклав, на всякий случай отобрав подозрительные подтяжки. Подхватив левой рукой сползавшие брюки, Николай Гаврилович свободной правой купил билет в Швецию и сел на паром. И всю дорогу разглядывал северо-запад через иллюминатор.
В Стокгольме болели за сборную по футболу и пили пиво по-семейному. Быть пятым лишним Николай Гаврилович постеснялся и ночь провел на вокзале. А утром улетел к берегам туманного Альбиона. Тот оказался и в самом деле туманным, так что никаких лягушек путешественник не разглядел. С неделю он провел на берегах Темзы, выдавая себя за Чернышевского. Англичане сыпали в ладонь мелкие фунты и хором спрашивали у стопроцентного русского демократа: «Что делать?»
— У Абрамовича спросите, — сердито отвечал Николай Гаврилович. — У меня стрела на северо-западе, а вы тут пристаете с пустяками…
И с перелетными гусями улетел на Аляску.
Потомки Джека Лондона ничего про стрелу не знали, но слышали, как однажды что-то просвистело над Юконом и скрылось за горизонтом.
— Однако, шибко свистело, — вздыхали потомки, и за бесценок предлагали золото и медвежьи шкуры. От шкур Николай Гаврилович отказался, а небольшой самородок на память взял. В Сиэтле он обменял его на доллары у Левы-одессита и спросил, как добраться до островов Фиджи.
— А Фиджи его знает! — чистосердечно признался одессит. И посоветовал дешевой экзотикой голову не забивать, а пойти на Брайтон-бич, хаус намбер 101, вход со двора, спросить Лялю, которая давно не замужем.
— Я с тобой, как с соотечественником, а ты!.. — возмутился Николай Гаврилович, и той же ночью перебрался на Хоккайдо. Самурай в виде таксиста подхватил гостя в аэропорту и повез в ближайшую гостиницу.
— Ты мне вот что скажи, — расспрашивал гость. — Нынче летом к вам ничего подозрительного не прилетало?.
— Приретаро, — отвечал самурай без буквы «л» в родном алфавите. — Одна боршая начарника из Москвы приретара, речи говорира, Курирские острова вспоминара…
— Дырку тебе в сетях, а не Курилы, — отрезал Николай Гаврилович. — И вообще, ты мне, друг, еще на озере Хасан надоел.
И приказал таксисту ехать обратно в аэропорт. Искать лягушку в японских болотах как-то сразу расхотелось.
Из-за простуженного на Аляске колена пришлось ненадолго задержаться в Гонконге. Там Николай Гаврилович сходил разок на тайский массаж и моментально помолодел. Продал пиджак, купил билет на ближайшую палубу и отплыл в ту сторону, куда (по слухам) стрела просвистела.
В Камбодже Николаю Гавриловичу указали на запад, в Лаосе — на юго-восток, а во Вьетнаме — на дверь. Скандалить путник не стал и в тот же день спешно отбыл в Австралию. Тамошние лягушки Николаю Гавриловичу понравились: и с буквой Л у них все в порядке, и готовить умеют. А вот с бушменами получился форменный скандал. Мелкий народец притащил гостю столько стрел, что Николай Гаврилович даже ахнул от неожиданности:
— Это сколько же мне придется по загсам ходить? Года два? Или три? Да вы тут, я погляжу, без Сенкевича совсем от рук отбились!
Но потом оклемался в холодке под пальмой и тщательно стрелы перебрал, ни одной не пропуская. Родной, из ивового прута, среди них не оказалось, и Николай Гаврилович тут же воспрянул духом. Попрощался с аборигенами и подался через Южный полюс, куда глаза глядят, одалживаясь у встречных полярников сигаретами.
Впереди лежали Берег Слоновой Кости, Чад, Нигерия и прочий Камерун. Переправляясь через Замбези, Николай Гаврилович уронил в воду паспорт и очень переживал, что останется без российского гражданства. Потом были Турция, Иран, Ирак и очень много Китая. Так много, что Николай Гаврилович в нем даже заблудился.
Он шел вдоль Великой стены и расспрашивал встречных китайцев про царевну-лягушку. Но те лишь от удивления делали овальные глаза и требовали синхронного перевода. «Нинь хао! — вразумлял их Николай Гаврилович. — Царевна, понимаешь? В виде лягушки. Вся голая и стрелу во рту держит. Ферштейн?» На что китайцы отвечали «О-о!» и дружно махали куда-то в сторону Шанхая.
В провинции Хэнань рассказ о голой царевне вызвал нездоровый ажиотаж среди местного населения, и Николая Гавриловича едва не расстреляли за порнографию. Пришлось прикинуться мирным киргизом и срочно уходить через Тянь-Шань. На той стороне спросили: «Вам куда?» и за несколько сомов подвезли на верблюде к ближайшему оазису. А дальше Николай Гаврилович добирался преимущественно пешком.