Бес в серебряной ловушке
Шрифт:
Двое военных в неприметных дублетах досадливо рыскали глазами в толпе – полковник Орсо дал ясные указания, разместив посты у всех пристаней и застав города. Но двое юнцов не высаживались ни на одном из причалов.
Часы отбили полночь, и один из часовых уныло зевнул – хотелось есть, с лагуны тянуло зябким ночным бризом, но ни одна лодка не морщила веслами рябоватую поверхность воды. Сегодня мальчишки тоже не явились.
Уставших вояк трудно винить: на пристани было не протолкнуться среди носильщиков, приказчиков, солдат и прочего сопровождавшего караван люда. Едва ли кто приметил бы в этом
Глава 9
Чертова удача
– Сущий Вавилон! – Годелот отпрянул и вжался в стену, пропуская телегу. – Ты как тут себя чувствуешь?
– Как слепой, – ухмыльнулся Пеппо. – Да не бери в голову, скоро привыкнешь. Это у речки двух одинаковых камней не найдешь, а люди по-простому строят, в городе надолго не заблудишься. Вот сейчас готов поспорить, что слева ярдах в десяти впереди зеленная лавка.
– Хитер! – расхохотался шотландец. – Я уже твои фокусы знаю. Небось, учуял яблоки, сельдерей там всякий. Еще спорить с тобой – ищи дурака!
Приятели неторопливо шагали по тесной, сумрачной от нависающих кровель улице района Каннареджо. Годелот был порядком разочарован шумом, толчеей и грязью, делавшими Венецию ничуть не привлекательнее Тревизо, и недоумевал, отчего об этом рассаднике чахотки ходит так много волшебных рассказов. Пеппо пытался ерничать, но нервическая нотка выдавала, как не по себе ему в совершенно незнакомом городе.
…Венеция приняла незваных гостей равнодушно, едва ли заметив двух новых насекомых в своем многосотенном муравейнике. Пройдя заставу вместе с купеческим караваном, Пеппо и Годелот без лишних затей справились в ближайшей лавке, где можно найти ночлег за малые деньги. Хозяин совершенно не удивился – видимо, этот вопрос в Венеции задавали особенно часто.
Район Каннареджо отыскать оказалось сложнее. Больше часа проплутав по извилистым улочкам, Годелот успел устать, разозлиться и отчаяться: все они с издевательским упорством обрывались в каналы и канальцы разной ширины и замшелости. Казалось, что кто-то торопливый и раздражительный сгоряча искромсал город в клочки гигантскими ножницами, а затем одумался, но поленился как следует сшить получившуюся рвань и, наугад собрав лоскуты вместе, небрежно сметал их стежками мостов. Венеция была огромна, бестолкова, вся пронизана узкими и кривыми улицами, неожиданно выходящими на площадь, а стоило ее пересечь, как под ногами снова разверзался неизменный канал.
Однако настойчивость вознаграждается: спустя некоторое время друзья разобрались, что попросту блуждают по противоположной части города и им надлежит всего лишь перейти по мосту на другую сторону Большого канала, также пышно именуемого Каналаццо. Мост тоже нашелся не сразу, но, едва они достигли Каннареджо, в Пеппо мгновенно проснулся искушенный обитатель городских лабиринтов.
Руководствуясь неким инстинктом, он в рекордные сроки отыскал неприметную тратторию, чем-то напоминавшую солидно выстроенный курятник. Хозяин, суетливый старичок в причудливом берете и с манерами истеричной девицы, незамедлительно предоставил постояльцам крохотную комнатенку на втором этаже и неожиданно вкусный ужин.
Годелот, еще
Не без труда высунувшись из узкого окошка, кирасир оглядел ночной город. Недавно отзвонили колокола на еще неизвестной ему церкви, и сейчас квартал был погружен в темноту, там и сям рассеянную пятнами факелов и мерцающую рябыми лентами каналов. Неподалеку на крыше раздражительно мяукал кот. Годелот прислушался – снизу, из тянущей гнильцой темноты, тоже доносился плеск воды.
– Не пойму, то ли для людей этот город строили, то ли для уток… – поморщился он, закрывая скрипящую ставню. Сзади раздался смех Пеппо:
– Утки чистую воду любят, Лотте, в помоях только крысы и люди селятся. Не беда, освоимся. Я слышал, Венеция – одно из самых чудесных мест во всей Европе.
– Тогда в другие лучше и вовсе не соваться, – проворчал шотландец. – Ну, вот мы и у цели. Со мной все ясно, а ты что дальше делать собираешься?
Пеппо беспечно пожал плечами и набросил весту на гвоздь, который только что обнаружил, ободрав локоть.
– Не пропаду. В городе с голоду только бездельники мрут. Надо только научиться здесь ориентироваться.
Голос тетивщика был так же беспечен. Однако последняя фраза прозвучала тем смятым тоном, каким ретивый наемник мог обещать командиру, что в любой момент босиком сбегает на разведку в лагерь противника, стоящий посреди замерзшего озера. Годелот задумчиво посмотрел приятелю в лицо: оно было напряженно-непроницаемым.
– Вот и будем учиться, – многозначительно отрезал шотландец. – Вместе.
Пеппо нахмурился, покусывая губы, и Годелот почти физически ощутил, как тот сдерживает раздражение.
– Лотте… – Голос Пеппо прозвучал с мягким предупреждением. Так под шелковой перчаткой порой прячется сжатый кулак. – Тебе нет нужды меня опекать. Ведь ты приехал в Венецию не ради здешних красот. Не беспокойся, утонуть в канале я еще в Тревизо мог.
Годелот закатил глаза, подавляя желание швырнуть в тетивщика подсвечником:
– Снова за свое! Удаль он мне доказывает! Ну, давай, поставь кружку на кончик носа и на табурете спляши! А я погляжу!
Пеппо оскалился:
– Ничего я тебе не доказываю. В Тревизо я был один – но справился, как видишь. И здесь без няньки справлюсь.
Шотландец набрал воздуха для очередной саркастичной реплики, но тут же выдохнул и устало махнул рукой: спорить было бессмысленно. Стоило разговору дойти до этого рокового рубежа, и прагматичный проныра Пеппо превращался в готового разреветься ребенка.
…Первые дни Годелот был уверен, что никогда ничего не поймет в этом безумном городе. Венеция оказалась яркой, шумной, разноголосой и разноязыкой, грязно-красочной и отталкивающе-восхитительной. В нее, как в стоящую под прилавком корзину, ссыпались все чудеса мира, оброненные иноземными судами. Здесь говорили словно на всех языках разом и торговали всем, за что можно выручить хоть один медяк. Здесь кишели нищие, воры, мошенники и проститутки, а в крепком морском бризе, как в густом бульоне, варились запахи всех возможных человеческих радостей и грехов.