БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАН
Шрифт:
Но ничто не помогало; слезы, крупные слезы продолжали бежать по пухлому личику и капать на кружевной воротник, и только когда Наполеон подставил Даву ножку и маршал упал, нелепо задрав длинные ноги, германский император засмеялся и захлопал в ладоши.
Наполеон с огромной любовью несколько раз поцеловал золотые кудри сына (раньше тоже были победы, но эта дала большую радость); повернулся к Даву и заметил туго набитый портфель в руках и глубокие морщины на лбу маршала.
– Ты чем-то недоволен, дружище?
– Очень…
Бонапарт сразу забыл о сыне и подошел
– В чем дело, маршал? Я догадываюсь, твое беспокойство сидит в портфеле?
– Да.
– Показывай.
Даву начинает потрошить портфель. Наполеон поморщился, он кладет руку на кипу вынутых документов, он недоволен предстоящей утомительной работой.
– Гм… Но только покороче!
– У нас восемнадцатый год, ваше величество, тысяча восемьсот восемнадцатый год!.. – Даву откашливается. – Но мы до сих пор не подумали серьезно о России. Может быть, князь Ватерлоо…
– Довольно! Ты прав. Позвать князя!
Адъютант на полминуты появляется в дверях и исчезает. Даву перебирает свои бумаги и исподлобья следит за императором.
Владычин застает Наполеона играющим в шахматы с Даву. Маршал поспешно встал. Поклонившись императору, Владычин дружески поздоровался с маршалом.
Наполеон, зажав в кулаке туру, грыз ногти. Он старался не показать своего недовольства. Но пауза была передержана, и Владычин заметил это.
– Что нового на съезде, князь? – неловко начал Бонапарт.
Роман поднял брови.
– На съезде? Простите, ваше величество, но съезд закончился три дня тому назад. Я уже имел счастье вам докладывать.
Даву усмехнулся и стал спиной.
– Так… – протянул Бонапарт. – Вы как будто сердитесь, князь?
– Да.
– Что-о?
– Да! Я сержусь. Мною недовольны… Вы не умеете кривить душой, ваше величество; говорите напрямик, это удобнее для нас. – Владычин взглянул на широкую спину Даву. – Для нас… троих!
– Что вы, князь. Помилуйте! Просто я проиграл больше чем следует моему маршалу. Успокойтесь!
Наполеон встает и усаживает Владычина в кресло.
– Слушайте! Что вы сегодня все с портфелями? Хотите показать свое непомерное прилежание? Смотрите, князь, какую кучу бумаг притащил маршал!.. А у вас что там?…
Владычин усмехается.
– Только приятное, ваше величество.
Даву оборачивается. Роман щелкает пряжкой портфеля и достает листок, испещренный заметками.
– Приятное? Съезд каких-нибудь овцеводов? – спрашивает Наполеон.
– Вы угадали, сир, – язвит в ответ Роман, – это план разгрома императора Александра!
Лицо Наполеона озаряется неподдельной радостью. Старый вояка услышал знакомое, родное слово: разгром!
– Что ты на это скажешь, маршал?…
…Роман не удивился ничуть, когда Даву протянул ему руку и просто сказал:
– Простите, князь, что мог о вас плохо подумать!
Но в словах Владычина не было «грома оружия».
– Я думаю, – говорит Владычин, – что маршал тоже не будет особенно настаивать на действиях чисто военного характера. Не правда ли, говоря между нами, двенадцатый год все же таки урок. Как мы ни сильны…
– Да, да! – поспешно соглашается Даву. – Россия сейчас поколеблена. Ее можно взять – по-канцелярски!
Даву морщится. Он не может забыть, что его маршальский жезл висит в числе трофеев в Петербурге в Казанском соборе.
– Только, пожалуйста, на этот раз без поцелуев, – хмурится Наполеон, – мне надоело обниматься с Александром еще в Тильзите и Эрфурте. Сделайте как-нибудь так… без встречи! Нет нужды валять дурака.
– О да! Но с двуличностью Александра придется считаться и ведь вокруг него так и кишат такие же двуличные, алчные и непомерно честолюбивые люди; ведь только у Александра и могут быть такие мезальянсы, как Румянцев и Кушелев, Каподистрия и Нессельроде, Аракчеев и Голицын и, наконец, Аракчеев и Сперанский [14] , две такие фигуры…
– Кстати, о Сперанском, – перебивает Наполеон – я его хорошо помню по эрфуртскому соглашению, где я с Александром тасовал королей… Он мне понравился.
14
Джентльменский набор имен к описаниям нравов александровской эпохи. Сведением в пары подчеркиваются крайние ретроградство и неповоротливость одних (Кушелев, Нессельроде, Аракчеев) и либерально-реформаторские (хотя и не сопоставимые между собой) склонности других. Правильное написание и уместное употребление этих имен свидетельствует о глубоких познаниях употребляющего, что и пародируется.
– Это заметили в России. Вы ведь знаете, сир, что он сейчас в ссылке?
– Да, да, помню! После ссылки Сперанского при русском дворе хвастались, что одержана первая победа над французами! Ха-ха-ха!..
– Хо-хо-хо! – помогает Даву.
– Ха-ха-ха! Слушайте, маршал, князь! Ведь если я… ха-ха-ха!., сошлю… моего Рустана… не смогу ли я тогда говорить, что одержал победу над… эскимосами! Ха-ха-ха!
– Убийственная логика!
– А что, не правда?… Ну, на сегодня довольно. Складывайте бумаги. Я устал!.. Я согласен, согласен! Прощайте, господа.
В дверях Даву пожал руку Владычину.
– Я еще раз прошу извинить меня, князь!
2
Дорога вскипала под ногами лошадей снежной пеленой. Лошади бежали согласно, упрямо, от столба к столбу, от столба к столбу – как будто каждый следующий был последним и за ним ждало их стойло, овес, похрустывающий в зубах, несложная лошадиная нирвана.
Лошади бежали согласно, упрямо, дорога подвертывалась под ноги лошадей бесконечной лентой фокусника.