Бесчастная участь нечисти
Шрифт:
12. Счастье привалило
«Счастье привалило!» – так саркастически говорила мадам Петухова, когда случалось что-то приятное, но в то же время обременительное. Например, когда папу повысили до зам. Директора департамента и он сказал, чтобы теперь раньше девяти его дома не ждали.
Вот и сегодня, накануне весенних каникул, счастье привалило Василию Петухову. Учительница русского языка и литературы Ирина Геннадьевна, по совместительству классная руководительница шестого «б» класса, неожиданно попросила Василия и Оомию задержаться после
– Знаешь что, Вася, – в школе Василия никак не хотели называть полным именем, как ни протестовала мама, – у тебя очень плохо с грамотностью. Просто позор, что ты делаешь с мягким знаком и как расставляешь запятые. – (Василию и правда не давались тонкости орфографии и пунктуации). А ты, Оомия, у нас лучшая. – Девочка церемонно поклонилась. – Так что я попрошу тебя на каникулах подтянуть Василия.
Как тянуть? Куда тянуть? Уши Василия заалели.
– Поможешь ему, заодно и сама попрактикуешься. Это тебе дополнительное задание на каникулы. – Ооомия снова почтительно поклонилась.
Так что теперь они вдвоем сидят в комнате Василия, и девочка мягким голосом диктует ему упражнение на ться и тся из толстого учебника. Учебник специальный – грамматика для иностранцев. Наверное, поэтому тексты в нем странные. Какие-то слишком поучающие, что ли.
«Надо стараться учиться как можно лучше. – Диктует Оомия. – У того, кто старается, рано или поздно все получится. А если не получается, надо просто пытаться снова и снова, пока не добьешься своего».
Потом девочка сидит, прикусив кончик языка, и подчеркивает ошибки Василия тонким красным фломастером.
– Слушай, – говорит она. А это кто? – и показывает на фотографию Хэма. Хэма щелкнули у реки, когда он только натянул джинсы и футболку на влажное тело. Под тонкой тканью просвечивают завидные мускулы, голова гордо откинута, мокрые кудри змеятся по голове, Хэм смеется добродушно и вообще выглядит очень привлекательно для женского пола.
– Это мой дядя из Конотопа, – вспоминает старую легенду Василий. Ему не нравится, что Оомия обратила внимание на красивого мужчину, он знает: девочки, девушки и женщины всегда западают на Хэма. А ему, Василию, хочется, чтоб маленькая японка обратила внимание на него самого.
– Мне кажется, он несчастный. И ему нужна помощь, – задумчиво говорит Оомия.
– Вот еще, – фыркает мальчик. – Он, знаешь, какой сильный! Однажды джинсы порвал одним махом. Новые.
– А все-таки, мне кажется, я бы смогла ему помочь. – Вздыхает Оомия. – Ну, давай еще диктант, и я пойду домой.
Василий глупо таращится на гладкие угольные волосы девочки, по которым скачут солнечные зайчики от мобильника, лежащего на столе, и послушно берется за ручку.
«Иногда приходится веселиться через силу. Такое случается, когда не хочешь огорчить родных или близких» – начинает диктант Оомия, и мальчик погружается в сложный мир правописания русских глаголов.
13. Компас ведьм
Целый месяц Хэм обшаривает антикварные магазины. По наводке Ворона он теперь действует умно: сторонится лощеных салонов, которыми заправляют женщины с идеальными зубами и маникюром или мужчины-мальчики, больше похожие на женщин. Нет, Хэм выбирает захламленные лавчонки, развалы, еще оставшиеся не расселенными коммуналки в центре. Хэм без устали болтает со старушками и старичками, выспрашивая их о диковинках, которые они видели когда-то. В общем, Хэм носится по городу, словно гончий пес, и выслеживает, как ищейка.
И кажется Хэму, будто Лейла ему совсем не помогает. Будто бы занята она совсем другими делами и ищет что-то совсем другое. В общем, Хэм начинает подозревать, что древняя ламия совсем не проста, а, наоборот, хитра, как тысяча чертей.
Ворон же, напротив, хотя и весьма умный и опытный, но честный старик. Каждый раз, когда Хэм забегает к нему после очередной неудачи, он подбадривает его, рассказывая какую-нибудь невероятную историю.
– Вот помню, как-то раз, – говорит он, наливая Хэму чашку чаю, накладывая в нее неимоверное количество сахару и пододвигая удивительно вкусный слоеный пирог с сыром. – Попалась мне в руки карта дома старообрядца Парфенова. Ну, ты знаешь, такой небольшой домишко на Ломоносовской. – Хэм домишки не знает, но согласно кивает. – Впрочем, его же уже снесли лет десять как. Так вот, на карте было видно, что в домишке есть потайная комната-кладовая аккурат за спальней хозяина. А дом этот, кстати, тогда как раз расселяли. Один банк крупный расселял, хотел там модернизацию сделать и свой офис разместить. Ну вот, пока суд да дело, значит, стоит дом пока пустой. Охраны никакой, только сеткой зеленой все затянуто. Ну, пробрались мы с сыновьями на нужный этаж, грязища там, конечно, выломали стеночку, пыли поднялось – не продохнешь.
Ну вот, а в самом центре кладовой стоит огромадный сундук флорентийской работы. Ценности, должно быть, немалой. А на нем – древний-предревний, может, века пятнадцатого, компас ведьм. У меня аж ноги подогнулись, когда я ценности эти увидел. И что ты думаешь? Молот ведьм качнуло от сквозняка, задрожал он и рассыпался. А следом за ним – сундук. Компас за это время весь проржавел, а сундук древоточцы съели.
– А что было в самом сундуке? – спрашивает Хэм.
– А в сундуке – ерунда всякая. Расписки да векселя аккуратно в стопочки сложенные. Никаких сокровищ.
– Эх! – огорченно вздыхает Хэм.
– Да ты меня не знаешь. Собрал я эти бумаги в пакеты и велел сыновьям домой их тащить. Два месяца разбирал и нашел-таки.
– Что нашел?
– Расписку господина Пушкина А. С. о карточном долге, а к ней приложена переписка, из коей следует, что купец Парфенов выкупил эту расписку и предъявил поэту к оплате. Слово за слово, обозлился господин Пушкин да и послал купца по матери, к чему картинку пририсовал, срамную.
– Ух ты!
– Да купец внакладе не остался, там есть запись в особой книге, что де взыскано с вдовы. Ну, там еще по мелочи. Пара векселей Сухово-Кобылина, стопка бумаг от Некрасова… И вот что интересно: сам купец Парфенов никому в долг денег не давал, а вот скупал расписки и векселя направо и налево. Ну, или принимал в оплату за товар. Так что и я в накладе не остался. А с домом конфуз вышел. Потом, когда реконструкцию делать принялись и перекрытия выламывать, дом взял да и рухнул. Видно место там было гнилое, все рассыпалось в пыль, кроме бумаги. Ведь рукописи (даже векселя и расписки, хе-хе), как известно, не горят.