Беседы с учениками (книга 9, февраль-август 2018)
Шрифт:
Ученик: Ну с любовником всегда интереснее, чем с мужем.
Учитель: А, когда это входит в обыденность, как вы и говорите, ну секса чуть-чуть.
Ученик: Ну.
Учитель: А сапоги, шуба нужны.
Ученик: Это к мужу.
Учитель: Ну извините, что значит к мужу? Секс вы будете с кем чуть-чуть? А это умалчивается. Это я сейчас прошу прощения, что спросил. Да, да, да. Что-то я не о том спросил как-то. Как-то неаккуратно, некорректно повёл себя.
Так что видите, вопрос-то о любви, он открытый остаётся.
Йога утверждает, что любви нету.
Так что опять мы возвращаемся к состоянию благодарности, благодарности. Если состояния благодарности нет, эти все стихи ни о чём. Ни о чём.
А благодарность, как её формировать, если хочется… Вон Фрося как специалист конкретный, чёткий говорит: «Благодарить надо за что-то». Ева вон рядом говорила: «Это вообще не имеет смысла, потому что раз уже свершилось, да и хрен бы с ним. Чего теперь благодарить, какой смысл? А всё равно уже в карме записано, ну и катись оно всё». Катись оно всё.
Надеюсь, вы будете формировать это состояние благодарности. Причём же, мы знаем, есть люди оптимисты. У которого всё отними, говорит: «Ну ладно, ну ничего. Ничего страшного. Можно и на ступеньках». Ступеньки отними. «Ну ладно, хорошо. Можно и на дорожке». Дорожку отними. «Ну ладно. Можно и без дорожки, можно и так, стоя на одной ноге». Ногу отними. «Ну ладно. Ещё могу сидеть, ладно, где-нибудь сяду».
Или можно наоборот. Всё хочу, всё, всё плохо. Ну квартира сто пятьдесят метров, четыре туалета, кухня, ну всё плохо. Убирать надо. Уже уборщица есть. Но ворует. Опять плохо. Балкон есть, большой. Пыльно. То есть, значит, останавливаемся на формировании чувства благодарности.
Ученик: Угу. Или основы философии своей внутренней.
Учитель: Осознание своей философии, осознание. Потому что почти каждый, в принципе, довольно неплохой человек. Чего там? Да? Фросечка разве плохой? Нет, не плохой человек, вообще ангел. Сейчас будем искать все плохие черты, не найдём. Не найдём. Ну Фросечка у себя тоже ничего не найдёт. Нормально. Выполняет свои обязанности внятно, чётко, конкретно. Всё. Но вдруг в какой-нибудь ситуации незначительный вылезет такой дьяволёнок, и потом сами думайте, откуда это он взялся-то? Вроде ничего не предвещало такого. Вроде всё было хорошо. Всё было хорошо, тихо, спокойно. Да?
Ученик: Нет.
Учитель: Чего нет? То есть дьяволёнок где-то рядом?
Ученик: Да ну. Я о себе столько знаю.
Учитель: Но такого ещё не знаете, который выскочит.
Ученик: Ну выскочит новый.
Учитель: Ну вот, о том и речь. Так что всё-таки сформировать состояние благодарности, которое действительно непростое, непонятное, особенно для нашего человека после всей нашей истории. Хотя мы говорим: «Да не, ну что, подумаешь». Но то, что всё-таки мы свою веру сами задавили, оно бесследно не проходит. Это должно, что называется, из сознания улетучиться, только тогда что-то можно будет иное формировать. Оно пока вот в сознании сидит, хотя это не вы лично делали, оно в сознании сидит. Раз в сознании сидит, что потомственного бизнеса в России почти нет, почти нет. Потому что история пока складывается,
Ученик: Вы вот часто говорите, что русские свою веру истоптали. Вы вот что имеете в виду? Ведь не христианство, а что-то другое?
Учитель: А ничего другого. Христианство у нас было одной из основных вер. У нас больше ничего не было. Одна из основных вер.
Ученик: Ну до христианства же было язычество.
Учитель: Ну это не берите дальние формы. Было язычество, у всех оно было. Те далёкие формы вы не берите. Берите близкие. Когда там язычество было в каменном веке, никто об этом и не помнит уже.
Ученик: Но в христианстве раскол был. Это же тоже.
Учитель: Это тоже было давно. У вас вот сейчас, то, что у вас сейчас, полтора века как, оно значение имеет. А то, что раскол где-то был, ещё что-то – это ни о чём всё. Потому что до шестьдесят первого года, до реформы шестьдесят первого года была страна рабская в полном прямом смысле этого слова. И лишь с реформы Столыпина стали… Причём, реформа – это лишь закон, написанный на бумаге. А фактически он так и не пришёл в жизнь. Только начали воплощать. А потом революция пятого года, потом семнадцатого, потом репрессии, потом война. Всё. В чём там история?
Ученик: А в Сибири народ разве не посвободней был, чем мы?
Учитель: Да примерно одно и то же. Где же он посвободней был? Откуда? Да бросьте. Все свободные там в Штатах. А не свободные все здесь. Поэтому об этом спорить можно, где и кто свободен – это абсолютно не принципиально, там на микрон больше, на микрон меньше, это совершенно не принципиальные вещи.
Ученик: Ну а те, кто уезжают в Штаты отсюда и там приживаются, то есть они…
Учитель: Ну они уезжают и уезжают. И живут себе там, ну и чего, они живут себе там с нашей ментальностью, они живут себе там. Всё равно себя изменить, вы по себе знаете, это архитрудно. Какие-то вещи мы начинаем понимать, лучше слышать, но изменить себя – это архитрудная задача.
Ну ладно. На этой оптимистичной ноте сейчас закончим.
22 февраля
Учитель: Давайте, спрашивайте.
Ученик: В последнее время что-то много смертей вокруг. Сегодня вот Таню кремировали, которая из Вышнего Волочка. Сознание уже так поменялось, что не возникает какой-то особой печали по поводу ушедших, и даже не знаешь, чего сказать людям. Ну ушёл и ушёл. Вроде как бы надо сочувствовать, жалеть, как-то печалиться вместе, а так вроде естественный процесс. И некая такая в голове путаница. Как к этому относиться, если у кого-то другого кто-то ушёл? Как быть?
Учитель: Ну как? Ваш выбор. Как хотите, так и относитесь. Это же ваш выбор. Ну в соответствии с нашей системой веры: мысль материальна, всё вокруг живое, мы отвечаем за всё. Хотите плакать, можете плакать. Хотите плясать, можете плясать. Или боитесь, не знаете, как правильно среагировать, а то Всевышний накажет? Ну что же? Накажет, значит, накажет. Если он есть. Или как вот? Как вы, Мия, относитесь?
Ученик: Мне кажется, здесь всё равно вопрос близости ушедшего по отношению вот ко мне.