Бесенок
Шрифт:
— Да. Вполне. Мы пока только переделали всего дюжину пистолетов из тех, что ты дал нам. Для опытов. Потом посмотрим, может все к такому бою приведем. Но тут опыты нужно дальше ставить. Смотреть как оно пойдет. Я думаю, что осечек должно стать больше, но пока не заметили.
— Занятно… очень занятно. Это тоже вы все вместе придумали?
— Ну а как иначе? — улыбнулся Алексей, а бойцы вновь потупились. — И у меня просьбишка есть малая. Ты не мог бы вместо сабель рапиры ребятам выдать да прислать кого, кто смог бы их обучить ими работать.
—
— Ну… шпаги, если хочешь. Хотя это не совсем верно. Шпага — это искаженное слово спата или эспада, что значит меч. Просто меч. Рапира же, это часть гишпанской фразы espada ropera, то есть, меч для одежды. Иными словами, это меч, который ты всегда носишь с собой. Как шляхтич саблю. Такие мечи также называют еще боковой меч, ибо он всегда висит у тебя на боку или поясной, так как на поясе. Так-то мечей много разных. Оттого сие оружие, именуемое у нас шпагой, правильнее называть рапира. Но да не суть. Хочешь их рапирами зови, хочешь шпагами — главной выдай. — улыбнулся Алексей.
— А это ты откуда ведаешь?
— В немецкой слободе рассказали. Как-то по пьяни один полковник проболтался. Мы, как я понимаю, иноземные слова нередко употребляем иначе или искаженно, или неверно. Отчего немцы над нами потешаются. Но тишком. В конце концов — это мы им платим за службу, а не наоборот.
— Хм. Занятно. — принял ответ Ромодановский, погладив бороду. — Ладно. Пусть так. Рапиры так рапиры. А чем тебе сабли не угодили?
— Саблей махать нужно. А что в строю, что в узости сие дело не сподручное. Не зря же дед мой, Алексей Михайлович, солдатские полки рапирами старался вооружить.
Федор Юрьевич покивал. Довод был вполне резонный.
— Может еще что?
— Мушкеты, мыслю, было бы добро еще заиметь. С кремневым замком. Не длинные такие. Их карабинами зовут. И для всадников особливо употребляют.
— Мушкеты? Ого! Эко ты хватил! А строем ты этих удальцов ходить учить не хочешь?
— Зачем? Мне же не солдаты нужны, а охранники. Им то зачем строй?
— А мушкеты зачем?
— Калибру они доброго, большого. Ежели их дробом мелким заряжать, то накоротке очень можно неприятно удивить злодеев. Вот и думаю — было бы славно к паре пистолетов и карабин такой добавить. Чтобы поднять еще огневую силу моей охраны.
— Все? Или еще чего?
— Кирасы и шлемы бы. Но тут не уверен. Надо опыты ставить, дабы разобраться — подойдут ли.
— Что копейщикам давали в солдатских полках?
— Ну можно и такие. Но тут, повторюсь, не уверен. Надобно попробовать. Посмотреть. Подумать. С одной стороны, это железо бы сильно повысило бы стойкость ребят. А с другой стороны — не навредит ли? Все-таки тяжелое.
— Твой аппетит растет прямо на дрожжах, — заметил Ромодановский с усмешкой. — Гляжу недалече и до потешного полка и пушек. А? Верно мыслю?
— Я мал для марсовых забав. И военное дело еще не изучаю. Да и без пригляда отца такими вещами заниматься не стану.
Федор Юрьевич вновь покивал, принимая ответ.
С недавних пор ближник отца стал его такими вопросами
Сам Алексей встречно не робел спрашивать. И ссылаясь на свое малолетство постоянно выпытывал, отчего было принято то или иное решение. Дабы понимать местные расклады. Все-таки эта эпоха очень сильно отличалась от его родных времен. И то, что казалось дикостью там — выглядело разумным, оправданным и даже правильным тут. И наоборот…
Еще немного постояли — посмотрели, как бойцы охраны тренируются. После чего пошли прогуляться в сторонку.
— Военное дело, говоришь, не изучаешь?
— Мал еще.
— А вот это, что?
— Федор Юрьевич, ежели что дурное делаю — ты прямо скажи. Просто меня иной раз распирает. Не могу сидеть на попе ровно. Словно шило там. Вот дурная жопа рукам покоя и не дает.
— Отчего же дурное. Нет. Но разве это не военное дело?
— Да куда там? Я просто думал о том, как отбиваться стану, ежели на меня нападут. И посчитал, что нападать вряд ли большим числом станут. Оттого эти пистоли могут многое решить и на исход дела повлиять.
— Ну пусть так… пусть так…
— Ежели скажешь, что пустое это, то я и прекращу. Мал ведь. Многого не разумею. Оттого могу и ошибаться.
— Пускай все идет как идет. Хм. Как думаешь, ежели ту пробку что ты удумал для запального отверстия, врезать в солдатские мушкеты, у них получится увеличить количество залпов?
— Нет, не думаю. Скорее пустую мороку это наведет и поломки увеличит. Они же разгораются и их в срок менять надо, иначе беда случиться может.
— Отчего же так? Неужто солдаты такие дурные?
— Я сколько мимо не проезжал, видел только экзерциции строевые. Шагистику там и приемы. То дело доброе. Без него, мыслю, никуда. Но вот ни упражнений с клинками, ни с багинетами ни учебную пальбу из мушкетов не видел. Хотя вру. Пару раз смотрел как залпами бьют. Зарядились. Навели стволы. Отвернулись. И выстрелили. Но при отвороте головы часть мушкетов в небо задралось, часть к земле склонилось. Оттого залп мыслю вышел бы слабый и бестолковый. Больше ворон пугать, чем врага поражать.
— Думаешь не сумеют освоить?
— Может и смогут. Но тогда к их учебе надобно совсем иначе подходить. Хм. Ты вот когда ложкой щи хлебаешь разве думаешь о том, что да как делать? Можешь полагаю и зажмурится. А все одно — ложка в рот попадет. Так ведь? Чай в ухо ей не заливаешь щи?
— Ну… — задумался Ромодановский, — наверное. Но к чему это?
— Видел, как я твоих ребят и гоняю? Вот. А все для того, чтобы они стреляли и перезаряжали много. Дабы привыкли и даже в нервической обстановке это делали быстро и слажено. А иначе как? Вот я и полагаю — пока солдаты должно не обучены какое оружие им не дай — все медленно станут делать и не ловко. Оттого им чем более дубовое оно, тем лучше. Чтобы не сломали.