Бешенство
Шрифт:
Молли встревоженно села.
— Ложись, — приказал он.
— Какого черта ты тут вытворяешь?
— Я сказал, ляг.
— Черт, я сваливаю…
Он схватил ее за руку. Только теперь она заметила, что на нем перчатки.
— Послушай, я не причиню тебе вреда, — сказал он; голос его смягчился, стал почти ласковым. — Разве ты не понимаешь? В этом и состоит моя фантазия.
— То есть — играть в доктора?
— Да.
— А я, стало быть, твоя пациентка?
— Да. Это тебя пугает?
Она сидела, раздумывая. Вспоминая все те причуды, которые приходилось
— Хорошо, — согласилась она, снова укладываясь.
Выдвинув упоры для ног, он сказал:
— Давай, Молли. Наверняка ты знаешь, куда деть ножки.
— Это так нужно?
— Я же доктор, забыла?
Она вгляделась в закрытое маской лицо, гадая, что скрывает этот прямоугольник ткани. Наверняка, это самый обыкновенный мужчина. Все они такие обыкновенные! И только их фантазии внушали ей отвращение. Пугали ее.
Она неохотно задрала ноги.
Он чем-то щелкнул под столом, и изножье опустилось чуть ниже. Теперь Молли лежала, широко разведя бедра, обнаженные ягодицы почти свешивались с края стола. Она много раз демонстрировала себя мужчинам, однако в этой позе было что-то страшно уязвимое. Да еще эти яркие лампы, которые светят прямо в промежность. И эта полная нагота на смотровом столе. И человек, чей пристальный взгляд с врачебной отчужденностью сосредоточен на самой интимной части ее тела.
Он обернул ленту на «липучке» вокруг ее лодыжки.
— Эй, — возмутилась она. — Не люблю, когда меня связывают.
— А я люблю, — промурлыкал он, закрепляя вторую ленту. — Люблю, когда девочки лежат вот так.
Она дернулась, когда он ввел обтянутые перчаткой пальцы в ее тело. Склонившись к ней и сосредоточенно прищурившись, он продвигал пальцы все глубже. Молли закрыла глаза и попыталась отвлечься, не думать о происходящем, однако эти ощущения трудно было игнорировать. Как будто грызун копался у нее внутри. Человек в маске положил одну руку поверх ее живота, в то время как пальцы другой продолжали двигаться внутри. Почему-то это казалось Молли худшим насилием, чем обычный половой акт, ей хотелось, чтобы все побыстрее закончилось. «Ну, что, придурок, заводит это тебя? — думала она. — Стоит уже? Когда ж ты начнешь-то наконец?
Он вытащил руку. Молли облегченно обмякла. Открыв глаза, она увидела, что он больше не смотрит на нее. Его взгляд был направлен куда-то за пределы ее поля зрения. Человек кивнул.
Только тут она поняла, что в комнате есть еще кто-то.
Резиновая маска накрыла ее нос и рот. Молли хотела было вывернуться, но ее голова была прижата к столу. Она попыталась высвободить голову, отчаянно царапая края маски. Ее тут же схватили за руки и надежно привязали запястья к столу. Судорожным вдохом она втянула резко пахнущий газ, ощутив, как он обжигает гортань, и тут же зашлась в приступе спазматического кашля. Молли снова попыталась скинуть маску, но та держалась крепко. Непроизвольно она сделала еще вдох. Она переставала чувствовать свои руки и ноги. Свет стал меркнуть; ярко-белое стало серым.
Черным.
Она услышала чей-то голос:
— А теперь бери кровь.
Но эти слова уже ничего для нее не значили. Совсем ничего.
— Ох ты, господи! Что же ты тут наделала!
Голос принадлежал Роми — это все, что она смогла понять. Остальное, похоже, оставалось за пределами ее сознания. Где она? И где была?
Почему так болит голова и пересохло в горле?
— Ну же, Молли-Дуролли, открой глаза.
Она застонала. От собственного стона у нее зазвенело в голове.
— Твою мать, открой глаза, Молли. Ты изгадила всю комнату.
Она перевернулась на спину. Сквозь прикрытые веки свет казался кроваво-красным. Она предприняла отчаянную попытку открыть глаза и поймать взглядом лицо Роми.
Его темные глаза смотрели на нее с отвращением. Напомаженные волосы были зачесаны назад и блестели на свету, как медный шлем. Софи тоже была здесь. Она стояла, скрестив руки поверх шарообразных грудей, на лице читалась легкая насмешка. Молли охватило еще большее отчаяние, когда она увидела Софи и Роми, стоявших бок о бок, словно давние любовники, которыми они когда-то были. А может, оставались до сих пор. Эта лошадиная морда, Софи, вечно торчит поблизости, стараясь оттереть Молли. А теперь она еще приперлась в ее комнату, куда не имела никакого права приходить.
Разозлившись, Молли попыталась сесть, однако в глазах потемнело, и она снова повалилась на кровать.
— Мне плохо, — пробормотала она.
— Тебе уже давно плохо, — уточнил Роми. — А теперь давай, приведи себя в порядок. Софи тебе поможет.
— Я не хочу, чтобы она до меня дотрагивалась. Убери ее отсюда.
— Сдалась мне твоя халупа, плоскодонка! — фыркнула Софи и вышла.
Молли простонала:
— Роми, я не помню, что со мной произошло.
— Да ничего не произошло. Ты вернулась и пошла спать. И заблевала всю подушку.
Она еще раз попыталась сесть. Помогать ей он не стал, вообще не дотронулся. Еще бы, от нее такой ужасный запах. Он встал и направился к двери, предоставив ей самой возиться с грязным постельным бельем.
— Роми, — окликнула она.
— А?
— Как я сюда попала?
Он засмеялся:
— Офигеть! Здорово ты нахрюкалась, а? — Он вышел.
Молли долго сидела, спустив ноги с кровати, пытаясь восстановить события последних нескольких часов. Стараясь избавиться от остаточного головокружения.
Она помнила только, что был клиент. Человек в зеленом. Какая-то комната с огромным зеркалом. И там был стол.
Однако самого секса она не помнила. Возможно, она постаралась выкинуть его из головы. Возможно, это было так отвратительно, что она загнала это в подсознание, — такой способ защиты она успешно применяла с самого детства. Лишь иногда она позволяла обрывкам детских воспоминаний вернуться. Это были главным образом хорошие воспоминания, у нее имелось несколько таких — о ее детстве в Бофорте, и она могла по своему желанию вызывать их. Или подавлять — тоже по желанию.