Бешеный прапорщик: Бешеный прапорщик. Большая охота. Возвращение
Шрифт:
– Простите, мой любезный барон, – подал голос хозяин дома, обладатель расшитой венгерки, – вам с высоты начальника оперативного отдела штаба корпуса, конечно же, виднее. Но я не один год живу в этих краях и знаю этих диких москалей. У них есть пословица: «Не делите шкуру неубитого медведя». Они еще сильны и могут доставить много хлопот доблестным войскам кайзера Вильгельма. Да, кстати, ваше сравнение с Древним Римом навело меня на интересную мысль. У меня находится в плену русский офицер. Этот bastard пробирался к своим после очередного окружения и осмелился просить у меня приюта и помощи. К сожалению, он был вооружен, поэтому пришлось прибегнуть к хитрости. Штабс-капитан был накормлен, напоен, уложен отдыхать. Но, заснув на кровати,
Самый молодой мужчина в компании презрительно-брезгливо усмехнулся, но граф, ворошивший угли в камине, этого не заметил.
– Так вот, господа, поскольку прозвучала аналогия с Древним Римом, я считаю, что можно было бы возродить некоторые римские традиции, например, гладиаторские бои. Я завтра же отдам распоряжение, чтобы из моего поместья привезли медведя. И мы посмотрим, кто окажется сильней: мой зверь или этот московит. Как вам моя идея, господин барон?
– К сожалению, граф, дела службы требуют моего постоянного присутствия в штабе. Я смог принять ваше любезное приглашение только благодаря необходимости проконтролировать передислокацию авиаотряда нашего дорогого гауптмана и передать ему необходимые бумаги и карты. Для нас, офицеров кайзера, воинский долг превыше всего. Все удовольствия мы получим после того, как разгромим русских дикарей. Их командование проявляет такое неумение управлять войсками, что я не сомневаюсь в скорой победе. Кстати, мой дорогой граф, отчего вы не уберете вон ту фотографию? – Барон указал на стоящий на полке шкафа снимок, запечатлевший хозяина дома с группой русских генералов и полковников возле охотничьих трофеев. – Она вам дорога как память? А не кажется ли вам, что подобная ностальгия вызовет ненужные вопросы?
Глаза графа моментально стали холодно-колючими.
– Милый барон, мой патриотизм и преданность Германии и кайзеру не требуют доказательств. Что же касается этой фотографии – каждый приносит пользу Германии на своем месте. Каждый воюет на своем фронте. Этот снимок для меня – тоже охотничий трофей, причем один из самых удачных. Эти глупцы и болтуны и не подозревали, надменно позируя фотографу над поверженными животными, что истинной целью охоты были они сами. Содержание их разговоров очень быстро стало известно в определенных кругах Берлина и Вены. И в немалой степени помогло Генеральному штабу в планировании военных действий. Вы же не будете отрицать, что получали время от времени важную информацию, об источнике которой не могли не догадываться… Тем более, что в большой степени мне помогло одно из изобретений господина Эдисона.
При этих словах ошеломленный оберст-лейтенант непроизвольно покосился на стоящий на письменном столе фонограф и сделал достаточно неуклюжую попытку «невзначай» прогуляться до окна и проверить, не включен ли аппарат.
Гауптман, воспользовавшись паузой, подошел к камину и взял в руки шашку. Обтерев клинок прихваченной по пути белоснежной салфеткой, высокомерно, тонко и леденяще вежливо поинтересовался у хозяина:
– Ваше сиятельство, вот этот красный крестик на гарде, насколько я знаю, указывает на то, что оружие – наградное, не так ли? Не будете ли так любезны перевести эту надпись на немецкий язык? – С этими словами он протянул графу шашку рукоятью вперед, и в свете углей сверкнули каллиграфические буквы: «За храбрость».
Оберст-лейтенант, почувствовав смятение графа и увидев возможность реванша, подошел к камину и заинтересованно осмотрел клинок. Граф, скривившись, неохотно перевел. Гауптман тем временем продолжил более спокойным тоном:
– Вы правы, господин барон, мне не доводилось бывать в России. Но с русскими я не раз встречался в воздухе. И могу вас заверить, майне хэррен, что они по-рыцарски, честно и храбро сражаются на своих аэропланах даже против превосходящего противника. И пусть их генералы тупы и неграмотны, зато солдаты и офицеры по рассказам сослуживцев сражаются храбро и мужественно. И я думаю, что исход войны от них зависит в такой же степени, как и от решений их невежественного начальства, а может быть, даже и в большей степени, чем мы предполагаем. А еще мне помнятся слова великого Бисмарка: «Превентивная война против России – самоубийство из-за страха смерти». И если мы воюем против русских, то глупо не считать их опасными и достойными противниками… Что же касается якобы плененного офицера, я бы настоятельно рекомендовал вам, граф, передать его германским военным властям для помещения в лагерь для военнопленных согласно его статусу.
– Господа, давайте не будем в этот чудесный вечер рассуждать слишком много о серьезных вещах! – Хозяин быстро попытался выкрутиться из неудобной ситуации. – Сегодня наши волнения должны быть только приятными!
Он поднялся с кресла, подошел к замолкшей пианоле и стал менять перфоленту. После первых звуков канкана подошел к двери, приоткрыл ее и, повернувшись к своим гостям, пафосно изрек:
– Оставим на время бога войны Марса и обратимся к Эросу! Сейчас здесь появятся те, кто помогут окончательно превратить этот вечер в чудесный праздник, исполнят все ваши самые смелые желания и, надеюсь, произведут на вас незабываемое впечатление…
Глава 28. Продолжение
На счет «один» мы и зашли. Внезапно и быстро. Открывавший дверь поймал от меня коленом в ж… спину и решил научиться выполнять самый любимый армейский норматив. В смысле – «Вспышка с тыла!». Люгер в руке, ствол – на сидящих, следом тут же влетают мои парни, тоже с пистолетами в руках. Грамотно, не перекрывая линию огня, обходят меня с двух сторон, еще мгновение, и стволы находятся в опасной близости от ошарашенных немецких мордочек, хозяева которых и не думали совершать какие-то телодвижения. Кроме хлопанья глазами. А что еще будут делать здравомыслящие немцы, если вместо двух «красоток кабаре» в комнате появились три непонятных человека, но с вполне понятным оружием в руках. Три черных дульных среза – достаточно убедительный аргумент сохранять неподвижность. Которая, оказывается, бывает разной.
Лучше всех держался гауптман. Бледный, ошеломленный, но сохраняющий спокойствие, достоинство и, видно по глазам, трезвый рассудок. Сразу всё поняв, он медленно и аккуратно положил шашку на стол эфесом от себя. Грамотный!
Остальные находились в состоянии психологического нокаута, где-то на полпути между истерикой и обмороком. Граф даже не пытался подняться. Ну-с, пора и пообщаться…
– Бляйбэн штандхальтн! Капитулирн! (Оставайтесь на местах! Сдавайтесь!)
И – персонально графу:
– Штейт ауф! (Встать!)
– К-кто в-вы так-кие?.. Чт-то ва-вам н-надо?.. Ка-ка-к сюд-да п-по-опали? – У графа из-за трясущейся челюсти дикция сильно хромала, но общий смысл фраз был понятен.
– Исключительно из вежливости отвечу на ваши вопросы. Мы пришли за германскими офицерами и портфелем господина оберст-лейтенанта. А на вопрос «кто мы такие?» можете ответить сами, вы же видите погоны.
– Майн гот… – побледнев, тихонько охает подполковник, мешком оседая в кресло. Зато капитан решает проявить инициативу:
– Я – гауптман Генрих фон Штайнберг. С кем имею честь беседовать?
– Подпоручик Гуров, Денис Анатольевич.
– Вы и ваши люди – партизаны?
– В какой-то степени – да. Не будем сейчас вдаваться в тонкости нашей службы. Все, что вам необходимо знать – вы с подполковником взяты в плен. Обо всем остальном сможем поговорить чуть позже. А сейчас меня интересует только один вопрос – где портфель? И что в нем находится?
Колоть их надо сразу, чтобы не успели опомниться. Кажется, у Богомолова это называлось «моментом истины».