Бешеный прапорщик: Бешеный прапорщик. Большая охота. Возвращение
Шрифт:
Дядька Михась ушуршал в свой лаз, за ним исчез и Федор. А мы прикрываем «дверку» в свободный мир и идем по названному маршруту – до одиноко стоящей стрелки, потом налево. Один раз пережидаем, затаившись под вагонами, пока пройдет патруль, и добираемся наконец до складов. Забор – десять ниток колючей проволоки, натянутой между бревенчатыми стенами. Н-да, до Великой Китайской стены этому «произведению» далеко. Однако, судя по натоптанной тропинке, тут кто-то регулярно ходит. Знать бы еще кто!
Затаиваемся, замираем, осматриваемся по сторонам, ждем сигнала с той стороны. Через
Рука уже нащупывает рукоять ножа… Группируемся… Сейчас!.. И тут внезапно раздается дикий кошачий мяв! Тут же что-то шуршит в стороне! Все происходит так неожиданно, что весь от макушки до пяток покрываюсь огромными такими мурашками… Немцы аж подпрыгивают на месте, как только не выстрелили – ума не приложу! Потом в ночной тиши в два голоса раздается длинная и очень эмоциональная характеристика семейства кошачьих отряда хищных млекопитающих. Причем слова «шайзе», «бешёерт кетсе» и «аршлох» были самыми невинными и вежливыми. Поупражнявшись в красноречии и поняв, что адресат уже далеко и вряд ли их слышит, гансы, пересмеиваясь, шагают дальше… Ф-фух-х!.. А спина-то вся мокрая!.. Из кустов снова появляется Федор. Даже в неярком лунном свете вижу его радостно-довольный оскал. Вот, значит, какой у нас котик завелся… Кстати, а хорошо придумал, молодец! И получилось очень натурально! Ладно, все эмоции – потом…
Нашариваю на земле какую-то железяку, похожую на кочергу, просовываю под нижним рядом колючки. Федор подхватывает ее с той стороны, синхронно тянем вверх… Тихонько лопается один ряд, натягивается второй, – все, хватит! «Котяра» перехватывает проволоку, я ставлю железяку распоркой. Полметра вполне достаточно, чтобы пролезть. Егорка ползет первым, я – следом. Так, теперь кочергу убираем, кладем неподалеку. И не на виду, и найти легко. Ныряем в кусты, натыкаемся в темноте на Михася.
– Усе добра?
А голосок-то дрожит, тоже напугался.
– Да, уходим, – шепчу в ответ.
– Ходзем, тольки асцярожна, тутачки лужа мазуты, хтосци разлиу.
А вот это – хорошо! Снимаем наши «тапочки-тряпочки», макаем в мазуту, выбираемся на дорогу. Кидаем их в канаву в противоположном направлении. Типа, мы туда ломанулись. Пока гансы раскачаются, пока найдут проход в колючке, пока доберутся до тапок – уже и утро будет. Собак розыскных на станции нет, пока привезут, по дороге не один десяток сапог пройдет, и наши следы затеряются гарантированно…
По дороге не могу удержаться и задаю мучающий меня вопрос:
– Федор, что это было в кустах? Ты где ночью кошку раздобыл?
Этот приколист в ответ чуть не ржет:
– Командир, это я с детства умею кошек передразнивать. Когда с брательником малые были, жили по соседству с лавочником. Он злой был, с батей, с мамкой постоянно лаялся. Вот мы и выучились кошек передразнивать. Как стемнеет, мы к забору подкрадемся и начнем мяукать. Евонный кобель чуть цепь не рвет, хозяин орет на пса, ну, чтоб тот заткнулся. А мы обождем немного и снова мяукать. И так раз несколько за вечер…
– И что, так лавочник и не догадался?
– Ну, когда понял, натравил своего пса на нас с мамкой. Тока я уже у бати в кузне молотом махал, силушка появилась. Одной рукой закрылся от зубов, другой в лоб псу и засадил. Ему одного удара хватило.
– Да уж тебе под руку попадаться – дураков нет…
Дошли нормально, на прощание еще раз проинструктировал дядьку Михася о молчании, и чтоб дочкам своим то же самое разъяснил:
– Смотри, Михась, малые твои сболтнут что-нибудь подружкам про гостей да шоколад – и пойдет гулять молва.
– Та ни, никому яны не збалтнуць. Тут жа усе – паляки, з нами ня знаюцца. Маи деуки тольки удваём и гуляюць… Пан официер… – Видя, как я морщусь, поправляется – Ваша благародзе!.. Не забижайце Ганну!..
Предмет разговора стоит рядом с Федором, потихоньку утирая мокрые глаза.
– Я ее никому не дам обидеть! – В темноте скорее чувствуется, чем видится, что Федор краснеет от своих слов. Вот это да! Типа «Ромео плюс Джульетта» объявились? Михась смотрит на него, потом достает из кармана какой-то сверточек, протягивает Ганне:
– Вось, Ганка, калечка да цепка срэбная, тваёй мамки. Прыданным цябе аддала… Тут жа папера з царковнай книги аб нараджэнни.
– А благословишь, дядька Михась? – Голос у Федора напряженно звенит, даром, что шепотом общаемся.
– …А пра тое у яе самой пытай. Яна у сябе вальна. Як сама скажыць, так и будзе…
Ну, нашли время!.. Вот выйдем на нашу сторону, тогда и играйте в «лямур-бонжюр-тужюр» хоть до посинения… Со стороны станции раздается шум, взвывает ручная сирена, вспыхивает прожектор, луч начинает лихорадочно скакать из стороны в сторону. Потом раздается несколько выстрелов…
Ганна обнимает дядьку на прощание, оставляя, наверное, на его рубахе два мокрых пятна от слез. Жмем по очереди руку Михасю и исчезаем в темноте…
Глава 35
В лагере в двух словах рассказываю Михалычу о наших приключениях и заваливаюсь спать. Мне с утра еще баранку крутить. Она хоть и размером раза в два больше, и крутится довольно легко, но чтобы чуть-чуть повернуть, надо три-четыре полных оборота сделать. Плюс механические тормоза, да еще только на задних колесах. Такое понятие, как экстренное торможение, в природе пока не существует. Чтобы агрегат «нехотя» притормозил, надо упереться ногой в педаль, затылком – в заднюю стенку кабины и изо всех сил разжимать эту область пространства, вспоминая при этом как можно больше нецензурных выражений. И это все – на российских дорогах. Одно утешает – гвоздей можно не опасаться, резина на колесах литая, без покрышек и камер.