Бесконечная дорога к солнцу
Шрифт:
И он ведь отвлек, так?
Когда я сказал ему уходить, он остался, словно прочел во мне нечто, что я не мог выразить. Словно он знал, насколько ужасными бывали мои ночи, когда я оставался один.
«Он тебе нравится?»
Слова Леви эхом отдались в моем сознании.
Я отпустил салфетку, на которой Скайлар нацарапал записку, и смотрел, как она падает в мусорку.
Скайлар был славным, но я не мог представить себе большее. Такой возможности просто не было. Моя жизнь была кошмаром, из которого я едва выкарабкался
Сбросив с себя отголоски воспоминаний о прошлой ночи, я пошел и принял душ, долго простояв под горячей водой, согревая замерзшие кости до тех пор, пока мои зубы не перестали стучать. Я оделся для рабочего дня, делая все возможное, чтобы придать себе презентабельный вид — уложил волосы, прошелся электрической бритвой по подбородку.
Темные круги под глазами стали уже перманентными. Опущенные уголки губ стали новой нормой. Измождение было нескончаемым.
Собрав портфель, я окинул взглядом свою дерьмовую квартиру, убеждаясь, что ничего не забыл. Мой взгляд зацепился за мусорную корзину на кухне. Я немного покачался на пятках, поколебался, затем пошел к входной двери, чтобы уйти.
Я не дошел даже до коридора, развернулся, с рычанием ворвался в кухню и выудил номер Скайлара из мусорки. С подергивающимся желваком я затолкал салфетку в карман и пошел на работу.
Глава 12
Скайлар
Остаток недели был пыткой. Проснувшись в пустой квартире утром вторника, я не удивился. Сначала я решил, что Джейсон убежал на работу, избегая конфронтации. Найдя его портфель у входа, я понял, что тут нечто большее.
Я постыдно потратил несколько минут, проходя по его квартире и ища что-нибудь, что рассказало бы мне больше о сломленном профессоре истории, которому я отсосал вчера вечером. Смотреть было не на что. Его квартира была так же лишена личных штрихов, как и его кабинет в университете. Это не жизнь. Это лишь существование.
Я нацарапал записку на салфетке и оставил ему свой номер телефона, не ожидая, что он позвонит. Он где-то там увяз в сожалении и составлял километровый список того, почему то, что мы сделали, было ошибкой.
Когда я уже шел к двери, мое внимание привлекла коричневая папка. Нельзя сказать, что она как-то выбивалась из нормы, но по какой-то причине это заставило меня помедлить. Джейсон убрал ее под стопку тяжелых книг на журнальном столике.
Обычно я не имел привычки совать свой нос куда попало, но я отодвинул книги и приподнял уголок папки. На меня смотрели фотографии улыбающихся мужчин. Я пролистал их, не понимая, на что смотрю. Затем, когда я прочел каракули на обороте одной из них, до меня дошло. Это были жертвы. Это мужчины, умершие от рук Кингстонского Душителя, мужа Джейсона.
Я захлопнул папку и убрался из квартиры Джейсона, переваривая все, что увидел. Вспоминая терзаемое выражение в глазах Джейсона прошлой
На протяжении оставшейся недели Джейсон из кожи вон лез, чтобы избегать меня во время занятий. Это было отстойно, но я смирился и смеялся с Хантером и Мэвериком, пока они поддразнивали меня и говорили, что я теряю форму.
Я не рассказал им про ночь понедельника. Они не знали, что я ночевал дома у Джейсона или узнал, почему этот мужчина хронически несчастен. С их точки зрения, я все еще киснул из-за того, что меня отвергли. Это не их дело, и несмотря на явный скептицизм Джейсона, я умел хранить секреты.
В неделю у нас было три пары по древним цивилизациям. Сосредоточиться было сложнее обычного. Вместо того чтобы сфокусироваться на лекции и усваивать материал, я невольно изучал преподавателя, замечая, что с каждым днем он выглядел хуже, чем прежде. Его хмурая гримаса прочертила борозды на лбу. Тени под глазами становились темнее и глубже. Я не раз замечал, как он смотрит в пустоту с загнанным выражением, которое теперь имело намного больше смысла.
В пятницу я чувствовал жар его взгляда, пока корябал свои заметки под конец лекции. Нас еще не отпустили, но он дал нам время почитать материал для теста, который будет на следующей неделе. Когда я покосился вверх, наши взгляды встретились. Вместо того чтобы отвернуться, как я ожидал, он продолжил смотреть.
Темные озера со своей историей наблюдали за мной. Нерешительность прочертила новые морщины беспокойства на его лице. Его губы несколько раз приоткрывались, и я гадал, то ли он формулирует слова, то ли мысленно репетирует разговор со мной.
Я улыбнулся, делая все возможное, чтобы без слов передать свою поддержку.
Он сосредоточился на трибуне, напряженно изучая ее, и его хмурая гримаса усилилась.
Через пять минут он отпустил нас. Он собрал свои заметки по лекции, убрал в портфель и скрылся, не удостоив меня и взглядом.
Все выходные я работал, трудясь на сменах с меньшим энтузиазмом, чем обычно, и всегда высматривая одинокого доктора Палмера. Он так и не пришел. Я не удивился.
Утром воскресенья рингтон телефона выдернул меня из мертвецкого сна. Я лежал вверх тормашками на кровати, по диагонали и без одеяла, раскидав руки и ноги. Меня не раз обвиняли в том, что спать рядом со мной невозможно.
Я перекатился, улегшись головой в нужную сторону кровати, и нашел телефон на прикроватной тумбочке.
Звонила моя мать.
Крошечный кусочек разочарования служил достаточным доказательством того, что я подсознательно надеялся на звонок кое-кого другого. Например, мрачного профессора, который решил, что ему нужна компания или еще несколько бездумных, грязных минетов. Ну можно же надеяться.
Я забрался под одеяло в поисках тепла и ответил на звонок.
— Слишком рано, — промямлил я, закрыв глаза.
— Десять утра же.
— А я пришел домой после трех.
— Ох, черт. Я вечно об этом забываю. Мне очень жаль. Мне отпустить тебя отсыпаться?