Бесконечная дорога к солнцу

Джеймс Никки

Джейсон вздохнул и перекатился на спину, положив руки под голову и хмуро глядя в потолок.

— Иногда парни умножали усилия и действовали довольно очевидно. Я все равно не был уверен, что это что-то значило, но Морган становился вспыльчивым и ворчливым. Разъяренным. Так что в попытках успокоить его или заставить улыбнуться, я поддразнивал его. Это всегда была шутка. Я думал, что если пошучу, то он увидит, что беспокоиться не о чем. Я говорил ему вести себя хорошо, потому что у меня есть другие варианты. Или я поддразнивал и говорил: «Осторожнее, старик,

а то променяю тебя на молодого манекенщика». И мои действия привели к последствиям.

— В смысле?

— В смысле одиннадцать мужчин умерли из-за того, что я довел Моргана до точки кипения.

Тишина. Такая тишина, словно нас засосало в вакуум. Она разрасталась между нами, набухая и заполняя каждый уголок и щелку в комнате. Она обладала субстанцией. Весом. Присутствием. Она ощущалась одновременно неразрушимой и хрупкой.

Джейсон лежал рядом со мной, затерявшись в шторме, глядя в потолок невидящим взглядом. Нас разделяло менее полуметра, но он казался недостижимым. Рискнув быть отвергнутым, я дотронулся до его щеки, чтобы он посмотрел на меня, а не в прошлое. В темноте раннего утра его глаза казались немыслимыми озерами, столь обширными и бесконечными, что я мог утонуть в них, если не буду осторожен. Загнанный. Переполненный болью, которую я никогда не смогу понять.

— Ты не можешь винить себя в его действиях. Ты не знал. Ты такая же...

— Не говори этого, — он оттолкнул мою руку от своего лица. — Меня уже тошнит от того, что все говорят, будто я еще одна жертва. Да, я не знал, но должен был знать. Он был моим мужем. Мы прожили вместе двадцать долбанных лет. Мы каждую ночь делили постель. Я должен был увидеть это. Я должен был это почувствовать.

— Он не хотел показывать это тебе.

И это стало для Джейсона последней каплей. Тем шагом за черту, которого я старался избежать. Он оттолкнул меня и резко сел, содрав с себя покрывала и отбросив их в сторону.

— На х*й это все. Хрень собачья. Хотел он это показывать или не хотел неважно. Как я мог быть таким слепым, бл*ть? Как я мог не увидеть этого? Признаки были на виду. Теперь я это вижу, бл*ть. Но задавался ли я этими вопросами? Нет. Почему? Потому что я е*анный доверчивый идиот, который верил в честность, любовь и прочее дерьмо.

После своей тирады он сидел на краю кровати, обхватив голову руками. Его спина тяжело вздымалась, руки дрожали.

Я не шевелился.

Чувствуя себя беспомощным и не зная, сказать, я слез с кровати и собрал свою одежду. В комнате было темно, но я не хотел проливать резкий свет на эту ситуацию. Держа вещи в руках, я пошел к двери.

— Скайлар, подожди.

Я помедлил, но не поворачивался к нему лицом.

— Прости. Ты этого не заслужил. Просто... это выводит меня из себя. Я не разобрался с этой проблемой. Я это знаю.

— Все хорошо.

— Не хорошо. Мне не стоило на тебя орать.

Затем я повернулся, изучая Джейсона взглядом. Он был лишь темной тенью, подсвеченной сзади тусклым светом луны через окно. Он наблюдал за мной, но я не мог видеть его глаза.

— Я думаю,

ты слишком строг к себе. Я не бывал на твоем месте, так что я не знаю, каково это, но все же, знаешь, дай себе поблажку. Я сказал это раз, и повторю еще раз. Убери ту папку. Сожги ее. Пропусти через шредер. Ты только делаешь хуже. Ты не сможешь двигаться дальше, если не простишь себя и не перестанешь себя винить.

Когда он не ответил, я переступил с ноги на ногу и вздохнул.

— Прости. Знаю, это не мое дело. Мне лучше уйти. Я работаю сегодня вечером и на всех выходных, так что...

Я хотел сказать, что не смогу прийти снова, но знал, что если он попросит, если он этого захочет, я примчусь сюда в мгновение ока. Между нами существовала какая-то глубинная тяга. Такое чувство, будто мы делили не только секс, но я не мог описать, что это было.

— Сегодня после пар я уезжаю из города. Я не вернусь до вечера воскресенья.

— О. Ладно.

Говорить было больше нечего, так что я повернулся к двери.

— Во сколько у тебя пара? — спросил он, снова остановив меня.

— В восемь.

— Могу я приготовить тебе завтрак? Назовем это извинением.

Я усмехнулся и обернулся через плечо.

— У тебя вообще нет еды, Джейсон.

— О. Тогда могу я купить тебе завтрак?

— Слушай. Извинения приняты. Тебе необязательно это делать.

— Но мне хочется. Пожалуйста. Ты так хорошо ко мне относишься, а я тебе только что чуть голову не оторвал.

— Да не так уж хорошо я к тебе отношусь. Я же постоянно пытаюсь ногами выселить тебя из твоей же постели, помнишь?

Не будь тут так темно, я бы поклялся, что Джейсон улыбается. В его голосе звучало веселье, когда он сказал:

— А еще локтями, коленями и твоей невообразимо твердой башкой, — он помедлил. — Так что скажешь?

— Нам не стоит вот так бывать на публике. Пойдут слухи. У тебя могут быть проблемы.

— Мы поедем куда-нибудь подальше от кампуса. Все будет хорошо. Я не беспокоюсь.

— Ладно. Конечно. Могу я воспользоваться твоим душем?

— Ага.

Я встретился с Джейсоном на кухне через пятнадцать минут. Он надел джинсы, облегавшие его идеальную задницу, и рубашку винного цвета с закатанными рукавами, обнажившими темные волоски на его предплечьях. Щетина на его лице была такой же темной, как его мрачная гримаса. Он шарился по кухонным шкафчиком.

— Да там шаром покати. Тебе надо было сходить за продуктами, типа, еще вчера.

Он захлопнул ту дверцу, которую держал открытой.

— Ты всегда поешь в душе?

— Эм, ну естественно. Лучшая акустика на свете. Тебе не нравится?

Он схватил ключи и бумажник с кухонного стола, покосившись на меня из-под темных бровей.

— Я такого не говорил.

И вновь некое подобие улыбки озарило его глаза. Я не стал заострять на этом внимание, но с восторгом впитывал это ощущение.

— Мы поедем каждый на своих машинах? — спросил я. — Тебе когда надо в универ?

— Только к десяти. У нас полно времени. Давай поедем на моей.