Бесконечная дорога
Шрифт:
Во время жертвоприношения они не разговаривали, стояли далеко друг от друга, но Солл видел, что Халейдан остался спокоен, даже когда сам он едва не потерял покой.
Поэтому к нему Солл и направился за советом. Он пытался обсудить все с Бало, но тот был неизменно жизнерадостен, он вообще не видел, в чем проблема. Они принесли в жертву молодую женщину, эка невидаль! Король все одобрил, их не накажут, думать тут не о чем. Но Солл так не мог. Прошло уже несколько дней после ритуала, а он не мог избавиться от чувства, что совершил чудовищную, непоправимую ошибку. Он знал, что та ведьма уже мертва,
Он видел, что остальные маги смирились и живут дальше. Солл понимал, что у каждого свой метод — как, например, у Бало. Но метод Бало ему не подходил, и он решил обратиться к Халейдану в надежде на то, что они все-таки похожи.
Халейдан не жил в королевском дворце, у него был собственный замок среди гор, закрывающих столицу — тихое место, куда побаивались ходить простые люди. Да и что им здесь искать? Замок был расположен высоко, у самой вершины, среди пустых холодных склонов. Но именно это, похоже, и нравилось Халейдану: он жил один, без слуг, и часто путешествовал, а теперь отдыхал здесь после сложного ритуала.
Солл не предупреждал его о своем визите, мог и не застать дома, однако, приближаясь к темному замку, он сразу почувствовал: хозяин внутри.
Халейдан сам открыл ему дверь; даже если он был удивлен, виду маг не подал. Он был в белых одеждах, расшитых золотом, таким он обычно приходил только на встречи с королем.
— Вы уходите куда-то, мастер Халейдан? — спросил Солл. — Я бы не хотел мешать вам.
— Вы не мешаете, мастер Аншах. Думаю, это даже к лучшему, что вы пришли.
— Почему?
— Не знаю, но раз судьба привела вас сюда именно сейчас, ни днем раньше, ни днем позже, так нужно. Прошу, входите.
В замке было холодно, почти как за его пределами. Это не удивило Солла, он уже видел искрящиеся ледяные полосы на стенах, знал, что только такой красотой и можно впечатлить Халейдана.
Солл следовал за хозяином замка, потому что иначе и быть не могло, он не посмел бы свободно расхаживать по чужому дому. А Халейдан почему-то повел его не в обеденный зал, как требовали обычаи, а к винтовой лестнице.
— О чем вы хотели поговорить, мастер Аншах?
— О том ритуале, — ответил Солл. Он видел перед собой только спину старшего мага, не смотрел ему в глаза, и от этого становилось легче. — О Последней буре…
— Ритуал завершился, вам лучше не думать о нем.
— Но я не могу! Нам сказали, что все хорошо, что так и надо, но… Я не чувствую, что поступил правильно. Что все мы сделали правильный выбор! Мы убили человека, мастер Халейдан, и я не понимаю, почему мы должны думать, будто так и надо.
— Боюсь, вы не совсем понимаете основы работы королевских магов, — заметил Халейдан. — Мы все поклялись в верности королю, поэтому Его Величество действительно может решить, что мы должны делать. Но никто не вправе определять, что мы должны думать и чувствовать.
Они прошли все этажи замка, но не задержались ни на одном из них. Холодную темную лестницу они покинули лишь под самой крышей, выйдя на просторный балкон, нависающий высоко над главным входом.
Отсюда открывался великолепный вид на столицу: дома и дороги, виллы и площади, зелень садов и пестрые пятна рынков. Королевский дворец, величественный, как сама корона, а дальше, едва различимые, леса, принадлежащие Его Величеству. Да за один этот вид можно было терпеть холод и одиночество этого замка!
Халейдан посмотрел на далекий город и слабо улыбнулся — но это было самое сильное проявление эмоций с его стороны, которое доводилось видеть Соллу.
— Задайте вопрос, мастер Аншах. Тот, который привел вас сюда.
— Я хочу знать, правильно ли мы поступили. Действительно ли одна жизнь ничего не значит по сравнению с благополучием целой провинции? Имели ли мы право на такое?
— Нет.
Солл замер, не зная, верить ли своим ушам. В глубине души он ожидал, что Халейдан начнет успокаивать его, как и все остальные, доказывать, что победа над дикарями стоила одного жертвоприношения, а Тересия Сантойя и вовсе была сомнительной личностью, не заслуживавшей жалости.
Но вместо всего этого Халейдан с привычной уверенностью произнес то, чего Солл больше всего боялся.
— Как?… — только и смог произнести он.
— Я много лет живу на свете и понял одно: человек имеет право распоряжаться только своей жизнью. Судьба не зря дала нам лишь ее! Каждый из нас может решить, как жить, сколько и когда умереть. Но мы не имеем права измерять ценность других жизней, определять, что на что можно выменять. Ритуал Последней бури был бы честным и справедливым лишь в одном случае: если бы Тересия Сантойя сама вызвалась пройти через страдания во благо королевства. Но она не хотела этого, и мы ее убили. Чем мы лучше тех преступников, которых каждый день казнят в пригороде?
— Я не понимаю… Вы же согласились… Вы были там!
— Был, — кивнул Халейдан. — Но я не считаю свой поступок правильным. Я просто сделал то, что было необходимо. Северные провинции должны были получить защиту.
Солл окончательно запутался. Халейдан осуждает ритуал? Или нет? Он не мог угадать, ему оставалось только беспомощно ждать ответов.
— Я знал, что могу примириться с тем, что делаю, лишь одним путем: я приму ту же судьбу, которую заслуживают все убийцы.
Он провел рукой по воздуху, и где-то внизу, у самых ворот, начали образовываться острые пики. Они не могли навредить им — здесь, но тот, кто упал бы вниз, напоролся бы на них. Это означало неизбежную смерть даже для того счастливчика, который смог бы каким-то чудом пережить падение.
Теперь умиротворенный и решительный взгляд Халейдана, его желание прийти сюда и этот торжественный наряд приобретали совсем иной смысл.
— Есть люди, которые не сожалеют о том, что случилось, потому что не видят для этого причин, Солл, — сказал Халейдан. Он впервые назвал молодого мага по имени, без традиционного обращения. — Это твой брат. Есть те, кто считает, что высший долг искупает любые преступления. Это Мирамар Антер. Есть маги, которые будут выжигать свою память зельями и колдовскими парами, чтобы она не мешала им спать по ночам. Словом, у каждого свой путь. Мой — принять ту кару, которой заслуживает преступник.