Бесконечная история

Sgt. Muck

– Правильно, деревяшек я на своем веку видал слишком много, - кивнул Габриель, отрываясь от теплого дерева, и посмотрел на Сэма тем простым взглядом, который выражает готовность принять любое решение и жить дальше.

– Тогда… не здесь? – неуверенно заявил Сэм, поднимаясь на ноги.

– Не мнись ты, как юная фанатка, - проворчал Габриель. – Можем на шелковых простынях, я как-то к этим вещам равнодушен. Пошли на зеленую-зеленую полянку, но оттуда я тебя вытащить не смогу по причине отката.

– Прямо здесь, - заключил грустно Сэм и развел руки в стороны. – Весь твой.

– Так неинтересно, - покачал головой Габриель и встал на колени, положив руки ему на плечи. – Я понятия не имею, что будет после. Не приходилось первую помощь больным дьявольским бешенством оказывать…

Среди этой болтовни Сэм поначалу

даже не почувствовал боли. Настолько привычный к ней, он не чувствовал ее роста, ждал команды, но не такого подвоха. Он чувствовал свое тело как переплетение миллионов сосудов: артерий, капилляр, вен, ощущал общий ток крови в каждом из них, противоречащий друг другу, хаотичный, полный, это было тяжело морально. Так Габриель получал доступ к его физиологическим процессам. Сэм в ужасе зажмурил глаза, понимая, что сейчас эти сосуды просто развалятся, ведь кроме них он не чувствовал ничего, и его не станет, лишь пять литров грязной крови. Он не двигался, и руки на плечах, давившие с нечеловеческой силой, видимо, удерживали не его, а самого архангела, наверняка чувствовавшего физическое отвращение к демонской крови. Длинные пальцы стиснули кожу через тонкую ткань футболки, но это была ничтожная боль по сравнению с той, что пришла тогда, когда Габриель стал изменять ток крови, пропуская его удивительным образом через себя. Словно сосудов бы стало больше, и часть из них светилась и ощущалась чужой шероховатостью там, где, по логике, и тела быть не должно. Их было меньше, они были короче и слабее, они давно уже не работали без желания хозяина, и теперь их посылали на работу. Этой работы Сэм не чувствовал, ему с лихвой хватало головокружительного до тошноты ощущения того, что его вдруг перевернули с ног на голову, поболтали сосуды из стороны в сторону и перевернули, заставив течь к чужому сердцу, а чужую кровь к его. Она ощущалась как своя и как чужая, как если бы разумом Сэм понимал пределы собственного тела, но чувствовал еще одно, дополнительное. Это было быстро, резко, но еще не больно, нет. Сэм терял сознание, но продолжал видеть. Чувствовал, как легче становится голове, ощущал что-то темное, неохотно выползающее из всех запасников, как чьи-то иные, громкие и светлые мысли приходят куда-то, а мозга уже и нет, как нет и тела, а теперь и сам он бежит по этим тонким красным каналам и панически следует любому сокращению стенок и импульсам, гонящим его и миллиарды таких клеток к одному большому очистителю. И вновь он становится собой, ощущает собственные мысли без налета чужого влияния, но только боль заслонила все это. Боль чужая, боль не его, боль от того, что кто-то не хочет уходить от него, и Сэм не мог заставить этого кого-то страдать и не отпускал, тянул назад, прощал. Допустить этого никак было нельзя. И тогда появилась она, настоящая боль. Возможно, кто-то думает, что тупая, тянущая и ноющая боль страшнее всего, ведь она изма-тывает. Но это те, кто не умеет с ней обращаться. Намного страшнее та боль, что одновременно с телом захватывает разум, и раз за разом накатывает страшными ударами, раскаленными и всеведущими. Тогда не стыдно кричать, срывая голос. Сэм не чувствовал и не слышал, что он кричал. Он не понимал, как он еще существовал, ведь в нем не осталось ни миллилитра нормально функционирующей крови, а та, что отпускала тень, слабела. Сил не было, чувств не было, один крик и сплошная боль. Так… не должно было быть. Он не должен был расплачиваться… так. Он никогда не станет прежним более, никогда не исцелится, эта разбитость навсегда…

Как вдруг все закончилось. Плотным и душным одеялом на него навалились звуки, ощущения, тепло и жизнь вокруг. Воспоминания о том, кто он есть, кем был и кем должен быть. Что-то ныло, что-то не желало слушаться приказов мозга, все тело Сэма вдруг представилось одной машиной, в которой сломана половина не жизненно-важных, но ощутимых механизмов, и теперь она плетется не больше тридцати километров в час, раздражая всех остальных. Сэм медленно сжимал и разжимал онемевшие пальцы, затем сумел опустить взгляд слезящихся от напряжения глаз и понял, отчего ему так тяжело. Обессиливший архангел даже без сознания смог устроится максимально удобно, оно же - привалиться к груди Сэма и лежать себе, восстанавливать силы.

Сэм придержал Габриеля за плечо, передвинул его так, чтобы чугунный по ощущениям лоб не давил куда-то в район ребер, а затем позволил себе

отдышаться и задуматься над тем, что же в нем изменилось. Задуматься было особо не над чем. Он чувствовал смертельную усталость, но и только. И видел какой-то золотой отблеск. Повернувшись, узрел и очки на тонкой переносице.

– Судьба, - заключил он и тяжело вздохнул, задумавшись над судьбой собственной, с этого момента крайне несчастливой. Вряд ли он имел возможность позвать на помощь.

– Привет, Сэмми, - слишком спокойно заявила ему девушка и почти приветливо помахала ручкой. – Я очень хочу позлорадствовать, с твоего позволения. Мы гоняли вас недолго, и если вы думали, что именно в этом смысл, то глубоко ошибались, - она, обнимая канцелярскую книгу, ходила туда-сюда по лужайке перед номерами. – Ты серьезно поверил, что архангел свалится от такой фигни, как изгнание демонской крови?

– Но он же… - начал возражать Сэм, оглядываясь незаметно и прижимая к себе за плечо ни на что не годного сейчас Габриеля. Он знал, что вместе с ней прибыл и одолженный кортеж из Жнецов, и если он не видел их, то это не значит, что их нет. Однако без приказа они не полезут. Достаточно выяснить, что представляет собой приказ.

– Да-да-да, временно ослаб, но когда ты болеешь, ты тоже можешь здорово кому-нибудь врезать, а то и случайно - еще лучше получится, - надула губы Судьба. – В общем, он меня так достал, что я его просто вырубила. Так легко. Пока он в тебе шарился, то даже не подумал о том, чтобы поставить хоть какую-то защиту.

– Так не может быть, - наивно парировал Сэм, продолжая тянуть время и сосредоточенно думать. Это он делать умел.

Каждый раз, когда Судьба разворачивалась для очередного дефиле в пределах узенькой лужайки, она поглядывала влево, чуть сощурившись. Это не было бы так заметно, если бы при этом не двигались очки и не пускали солнечных бликов. Тяжело заметить, но в таких условиях может помочь.

– Не идеализируй его, он отнюдь не самый умный и самый послушный сын, - отмахнулась Судьба. – Вообще я не помню, чтобы тебе был предначертан хотя бы какой-нибудь ангел-хранитель, - она пролистала для надежности книгу, не забывая поглядывать на Сэма весьма убедительно. – Ты должен был умереть под этим чертовым роялем!! – она сорвалась на крик, выбросив книгу в сторону.

Сэм впечатлился, поднял брови, но в остальном зритель остался равнодушен и пугаться не собирался. Волосы Судьбы некрасиво свисали тонкими прядями и облепили блестящий лоб, очки сползли на край носа, открывая раскосые глаза. Наверное, она страшна в гневе, но страшней физически.

– Почему вы постоянно выживаете? Разве вы необычные люди? Зазнайки, вздумали прорваться в дамки? – она орала, вымещая весь свой гнев и разочарование. – Почему Он допускает это, почему Он до сих пор не убил вас сам, если вы такие деятельные, так и идите деятеть на Небеса, но оставьте в покое наш мир!

Не то, чтобы Сэм ее не понимал. Оказавшись на некоторое время без своей работы он начинал лезть от скуки на стенку, но если он, будучи человеком, еще мог отвлечься на чувства и ощущения, то как быть существу, независимому от потребностей жизни? Хотя вряд ли публичное сожаление облегчило бы его вину.

– Там от таких деятельных, сама знаешь, отбоя нет, - проворчали снизу, хотя никакого движения не было. Сэм подивился, было, здоровому голосу, да вот только вид архангела был совсем нездоровый. Он едва стоял на грани, с трудом удержи-вал глаза открытыми, но при этом продолжал говорить так, словно они дерутся лопатками в песочнице. – Иди, охладись. Когда Отец в последний раз нам что-то указывал? Учимся на собственных ошибках, сами встаем в угол, сами умираем. Все просто.

– Может ты уже сдохнешь? – Судьба вздохнула и искоса посмотрела на него. – Ты меня достал.

– Почему я всегда слышу это от девушек на второй день знакомства? – драматично возвестил Габриель, и это бы впечатлило, если бы не крупная дрожь, сотрясавшая тело его весселя. – Отвали сама, я пока не в форме для программы «К барьеру» о том, что правильно, а что нет. Мама в детстве не учила не лезть в чужие дела?

– Ты слишком болтлив для смертельно раненого, - потер лоб Сэм, рискнув вмешаться. О том, что архангел вальяжно развалился на его коленях, уместившись едва ли не с ногами, он умолчал, предпочтя не устраивать семейных сцен перед дамами. Хотя у них они великолепно получались именно на публике. С кем поведешься.