Бесконечная любовь
Шрифт:
Его руки скользят по моим рукам, и я чувствую, как он снова вздыхает.
— Скажи это, — шепчет он мне в губы, открывая глаза. — Скажи это.
Проходит мгновение. Еще одно. Я открываю глаза и смотрю в его глаза. И я не могу заставить слова соскользнуть с моих губ.
Я слишком боюсь сказать «да». Я не знаю наверняка, во что я верю.
Я не могу лгать ему.
— Я боюсь, — шепчу я, и выражение лица Ивана такое, будто я только что дала ему пощечину.
Он отстраняется, глядя на меня с выражением крайней боли, отчаяния, как будто он голодает, а я только что сказала ему, что он не может есть. Его челюсть сжимается, и он испускает
Я слышу, как он отдаляется. Я вижу его силуэт, идущий обратно к тлеющему костру. Я слышу звук его стонов и вижу, как он поворачивается спиной, я знаю, что он делает.
Что-то вроде ревности пронзает меня. Я хочу его удовольствия. Я хочу, чтобы он издавал эти звуки со мной, чтобы он кончал из-за меня. Но секса ему недостаточно. Еще одной ночи дарения и получения невообразимого удовольствия, которое мы, кажется, находим друг с другом, недостаточно. Он хочет чего-то, чего я не могу дать.
Чего-то, что я боюсь дать.
И почему? Я знаю ответ еще до того, как закончу думать над вопросом. Всю свою жизнь я была той, кто делает безопасные, рациональные, размеренные вещи. Я ставила галочки и составляла списки, и всегда, всегда делала то, что должна была.
Позволить преступнику любить меня, сбежать с ним, любить его в ответ — это не то, что я должна делать. Этого нет ни в каком списке, ни в моем пятилетнем плане. Трахаться с кем-то — это уже достаточно плохо, но слышать, как он говорит, что он одержим тобой, что ты его дом, что он не может тебя отпустить, и верить в это? Хотеть этого? Это так далеко от того, какой я всегда была, что я не знаю, как позволить себе признать, что это может быть именно то, что я чувствую. И если я не могу признаться в этом себе, я определенно не могу сказать это ему вслух.
Мое тело умоляет об освобождении. Я напряжена, все еще задыхаюсь, и не нужно многого, чтобы столкнуть себя с края. Дать себе именно то, что Иван делает прямо сейчас, на холоде. Но я хочу, чтобы не мои пальцы заставили меня кончать. Этого будет недостаточно. И эмоции в моей груди, спутанные и болезненные, заставляют меня перевернуться на другой бок, свернуться калачиком под одеялом, закрыть глаза и пожелать, чтобы он вернулся.
Мне холодно без него.
И у меня такое чувство, что так будет всегда.
21
ИВАН
Я редко злился на Шарлотту. Даже сейчас я не знаю, на кого я злюсь — на нее или на себя. Но когда она шепчет, что боится, эта эмоция пронзила меня, сжимая мою грудь и заставляя меня кричать.
Я не знаю, имеет ли она в виду, что боится меня или своих чувств. Логически я понимаю, что, скорее всего, последнее. Говоря мне это, она дает мне знать, что чувствует то, что я хочу, чтобы она сказала. Но мне нужно услышать это вслух. И пока я этого не сделаю, я отказываюсь давать ей то, в чем мы оба так отчаянно нуждаемся.
Единственное, что я могу сделать, — это уйти от нее. Если я этого не сделаю, я сдамся и потом буду ненавидеть себя. Я разрываю палатку, спотыкаясь, выхожу в холодную темноту, имея достаточно присутствия духа, чтобы закрыть палатку от холода для нее, оставляя ее в покое.
На улице
Я стону, когда моя ладонь касается его, мои пальцы обхватывают всю мою длину. Я скользкий от предварительной спермы, такой мокрый от того, что она капает по моему стволу, что мне даже не нужна смазка, если бы она у меня была. Я провожу рукой вниз к основанию и вверх по головке, задыхаясь, когда ощущение сгибает мои пальцы ног, потребность кончить, выталкивает все остальные мысли из моей головы.
Нет ничего медленного или целенаправленного в том, как я кончаю. Просто неистовая, отчаянная потребность кончить, прежде чем я сдамся, вернусь в эту палатку и дам Шарлотте то, о чем она меня умоляла. Мои бедра вдавливаются в мой кулак, отчаянно желая чего-то более мягкого, влажного, горячего. Мой член пульсирует, отчаянно желая ее. Я больше никого не захочу так, как хочу ее. Я уверен в этом, когда трахаю свой кулак, словно схожу с ума, снова и снова ударяя рукой по своей длине, чувствуя, как напрягаются мои яйца, и этот горячий всплеск удовольствия высвобождается у основания моего позвоночника.
Я собираюсь провести остаток своей гребаной жизни, думая о ней, когда кончаю. Как она пахнет, какова она на вкус, как она ощущается вокруг моих пальцев и вокруг моего члена, издавая сладкий, скулящий звук, который она издает, когда кончает…
— Блядь! — Рычу я, когда мой член извергается, пульсируя в моих пальцах, когда моя сперма выплескивается на землю, вырываясь из кончика, когда я вонзаюсь в свою руку. Я хватаюсь за бревно рядом со мной, чтобы не наклониться вперед, сжимая свой член, когда я грубо сжимаю его кулаком, выплескивая струи за струями, пока я стону имя Шарлотты себе под нос и дико дышу, удовольствие и потребность продлевают мой оргазм. Я все еще пульсирую, когда отпускаю, сперма капает с моего члена, когда я задыхаюсь, холодный воздух смягчает меня, когда я наклоняюсь и убираю член в штаны.
Я жду, когда отчаяние отступит, чтобы не чувствовать себя таким неистовым. Чтобы вспомнить, что будут другие женщины и другие кровати, в которых я окажусь в Вегасе, где больше великолепных женщин, чем я мог бы отыметь за год, если бы хотел спать с каждой из них каждую ночь, чтобы облегчение от оргазма прояснило мою голову, и чтобы я вспомнил, что Шарлотта не единственная женщина в мире, которую я мог бы хотеть.
Этого не происходит. Мне все равно, что ждет меня в Вегасе. Мне все равно, кого я смогу взять в свою постель. Я не хочу никого, кроме нее, и это знание, в сочетании с тем, что я сказал ей ранее сегодня вечером, врезается мне в грудь, как кулак.
Я сказал ей, что с ней я чувствую себя как дома. Она мой дом.
Я люблю ее.
Сидя здесь на бревне, когда мое дыхание клубиться передо мной, я больше не могу притворяться, что это неправда. Здесь, в темной тишине ночи, это неизбежно. Я люблю ее и хочу, чтобы она поверила, что то, как мы начали, не так, как все должно продолжаться. Что даже если я не могу сожалеть о том, что нашел способ сделать ее своей на некоторое время, я не могу сожалеть о времени, которое мы провели вместе, я действительно сожалею о том, как все обернулось. Я сожалею, что не нашел другого способа.