Бесконечная одержимость
Шрифт:
Черт, я хочу поцеловать ее. И если я это сделаю, то не совсем уверен, что мы остановимся. Но судя по тому, как она смотрит на меня, я не уверен, что она тоже захочет, чтобы я остановился.
Я чувствую, как наклоняюсь вперед, на грани того, чтобы сделать это. На грани того, чтобы потянуться к ней. И тут в воздухе раздается писк таймера, заставляя нас обоих подпрыгнуть, а Шарлотта разражается нервным смехом.
— Думаю, это значит, что пора собирать пирог. — Говорит она со смехом, и я делаю шаг назад, подавляя свое необузданное желание, и вместо этого подталкиваю к ней миску с сахарными яблоками.
Час спустя самый красивый и ароматный яблочный пирог, который я когда-либо видел, остывал на прилавке, а Шарлотта собирала свои вещи, чтобы мы могли пойти в кино.
— Видишь? — Дразняще говорит она, показывая на пирог. — Я же говорила, что у нас получится.
— Это все на твоей совести, — отвечаю я, доставая ключи. — В одиночку я бы все испортил.
Все это кажется таким до боли обычным, таким, каким я никогда не жил и никогда не думал, что хочу. Я давно хотел уйти от отца, от жизни в Братве, от его сапога на моей шее и тех вещей, которые меня заставляют делать, но я всегда представлял себя после этого катящимся камнем, переезжающим из города в город, никогда не задерживающимся в одном месте или с одним человеком надолго. Я никогда не представлял себя с кем-то вроде Шарлотты, занимающимся теми вещами, которыми мы занимаемся сегодня. Но когда мы идем в кинотеатр, берем билеты, покупаем содовую и попкорн с маслом и садимся рядом друг с другом в слегка поскрипывающие кресла, у меня замирает в груди от желания сохранить эту нормальность еще хоть ненадолго.
Она словно глоток свежего воздуха, кусочек света, и я хватаюсь за него, хотя знаю, что он ускользнет.
Она прижимается ко мне, пока мы смотрим фильм, ее сладкий аромат окружает меня, ее волосы щекочут мои щеки и шею. На этот раз ее рука попадает на мое колено, и мои пальцы соединяются с ее. Ее прикосновение вызывает во мне желание, но похоть не стоит на первом месте, хотя бы раз. Не сейчас. В этот момент я жажду чего-то другого — чего-то гораздо менее знакомого мне.
Когда отзвучали титры и окружающие нас люди начали вставать, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Она откидывает голову назад, глядя на меня с выражением, которое я не могу полностью прочитать, и небольшая улыбка изгибает края ее губ.
— Тебе было весело сегодня? — Спрашивает она мягко, так тихо, что я едва слышу ее, но я слышу неуверенность. Беспокойство, что я терпел все это, что я просто отсчитывал минуты до окончания этого самого обычного свидания — и это не может быть дальше от истины.
— Сегодня я получил больше удовольствия, чем за очень, очень долгое время. — Это правда, и когда я говорю это, когда вижу, как загораются ее глаза в полумраке театра, я уже не могу удержаться от поцелуя.
Я протягиваю руку к ее волосам и притягиваю ее рот к своему. Она отвечает легко и охотно, ее губы прижимаются к моим, когда она испускает тихий, задыхающийся вздох, который мгновенно превращает мой член в сталь, а все мое тело пульсирует от потребности. Моя вторая рука ложится на ее бедро, захватывая его ровно настолько, чтобы вырвать у нее еще один вздох, и мне остается только притянуть ее к себе на колени. На вкус она соленая и сладкая, на губах еще сохранились нотки соленого масла, и я слизываю его, чувствуя себя подростком, отчаянно пытающимся снова попасть на вторую базу, когда наши языки скользят вместе, и я громко стону.
Она отстраняется, и даже при слабом освещении я вижу, что ее лицо раскраснелось, а губы припухли и порозовели от поцелуя.
— Нам лучше уйти отсюда, — мягко говорит она, и я чувствую, как все мое тело реагирует на эти несколько слов.
Это не совсем приглашение вернуться к ней домой, но это и не приглашение. Этого шанса достаточно, чтобы предвкушающее желание запульсировало во мне, пока я забираю куртку, держа его перед собой, чтобы скрыть неловкую выпуклость на джинсах. Мой член кажется жестким и неудобным, он жаждет освобождения, и я хочу зарыться в нее так сильно, что это причиняет боль.
Мы едва успеваем вернуться на подземную стоянку у ее квартиры, как я снова целую ее. Я хотел целовать ее на каждом знаке остановки, на каждом красном свете, и как только я выключаю машину, я отодвигаю свое сиденье назад, тянусь к ней, чтобы отстегнуть ремень безопасности, обхватываю ее одной рукой и притягиваю к себе на колени.
Она задыхается, ее волосы беспорядочными волнами падают на лицо, когда она смотрит на меня сверху вниз.
— Иван…
— Скажи мне, если хочешь остановиться. — Мои руки скользят под ее свитер, неистово желая прикоснуться к ней, мой рот уже на ее губах, когда я притягиваю ее к себе. Недели, в течение которых она рассказывала о своих фантазиях в Интернете, когда я возбуждался от ее рассказов, зная, что она за много миль от меня делает то же самое, сладкая пытка быть рядом с ней и тот поцелуй на лестничной площадке — все это кипит во мне, желание сжигает меня достаточно сильно, чтобы я почувствовал, что схожу с ума от него, и я знаю, что, когда она извивается на моих коленях, она чувствует, насколько я тверд.
Мои руки скользят выше, пока ее язык переплетается с моим, по мягким чашечкам ее бюстгальтера, сжимая их в моих ладонях. Я дергаю чашечки вниз, заполняя ладонями ее обнаженную грудь, ощущая, как жесткие соски упираются в мои ладони, и Шарлотта стонет мне в губы, ее бедра раскачиваются на мне, опускаясь на толстый гребень моего члена.
На ней все еще вельветовая юбка, и она задрана до самых бедер, только тонкая ткань трусиков отделяет ее от грубой джинсовой ткани моих джинсов. Она стонет, насаживаясь на меня, твердая длина моего члена и жесткий материал натирают ее через трусики, и от этого звука у меня болезненно пульсирует сердце.
Я высовываю одну руку из-под ее свитера и запускаю пальцы в ее волосы, слегка покусывая ее нижнюю губу.
— Ты хочешь заставить себя кончить на мне? — Шепчу я, прижимаясь к ней бедрами. Маленькая голубка? Это слово повисает на моих губах, так близко к тому, чтобы выскользнуть, и я заставляю себя вернуть ласку обратно, прежде чем выдам себя. — Иди ко мне на колени, милая, — бормочу я, облизывая ее нижнюю губу и запутывая руку в ее волосах. — Я знаю, что ты хочешь.
Я чувствую, как она трепещет, прижимаясь ко мне. Я чувствую, как она борется с собой, с той ее частью, которая является хорошей девочкой, которая не целуется с мужчинами на парковке, где любой может пройти мимо и увидеть.
— Я не хочу причинять тебе боль, — шепчет она, глядя на мой все еще заживающий рот. — Каждый раз, когда ты целуешь меня, я беспокоюсь…
— Это действительно больно, — пробормотал я, прижимая руку к ее затылку. — Но я лучше буду целовать тебя и чувствовать это жжение, чем не буду иметь твоего рта на своем.
Другой рукой я нежно разминаю ее грудь, проводя большим пальцем по соску, и ее бедра снова прижимаются ко мне.
— Заставь себя кончить, Шарлотта, — бормочу я, продолжая дразнить ее сосок, когда смещаюсь под ней, позволяя ей почувствовать, как гребень моего члена снова трется о нее. — Я хочу почувствовать это.
— Что… что насчет тебя? — Задыхаясь, шепчет она, покачиваясь на мне, когда говорит это. Я чувствую, как нарастает ее удовольствие, вижу его по покрасневшим щекам, по замиранию дыхания, по тому, как по собственной воле начинают двигаться ее бедра, словно она не может остановиться в погоне за разрядкой, которая висит прямо перед ней.
— Мы дойдем до этого, — пробормотал я, мои губы все еще очень близко к ее губам. — Ласкай меня вот так, милая, или сдвинь трусики в сторону и намочи мои джинсы. Мне все равно, выбирай. Просто кончи мне на колени, как хорошая девочка, Шарлотта.