Бесконечная одержимость
Шрифт:
— Готова? — Спрашиваю я, и она кивает, движение немного дерганое, как будто она чувствует то же, что и я.
Сама поездка прекрасна. Я включаю радио на станцию, играющую старый блюз и кантри, и мы выезжаем из города, едем по улицам, окаймленным меняющимися листьями, к фруктовому саду, к которому Шарлотта дала мне направление. Сегодня суббота, самый разгар осени, поэтому парковка почти заполнена, и Шарлотта бросает на меня виноватый взгляд.
— Там будет очень много народу, — извиняется она. — Наверное, будет много детей. Надеюсь, это нормально, и ты не против…
— Все в порядке, — заверяю я ее, глушу двигатель и выскальзываю, чтобы подойти и открыть ее дверь. — Для меня важно только то, что мы наконец-то проведем день вместе.
Это правда. Семьи и их дети, кишащие повсюду, ничуть не беспокоят меня, когда я здесь, с Шарлоттой, и делаю то, что она так хотела, чтобы я приехал и сделал это с ней. И когда мы берем корзины и отправляемся по тропинке, петляющей по траве среди деревьев, я понимаю, что мне с ней весело.
Я согласился на это потому, что так хотела она, а не потому, что я действительно этого хотел, и я не думал, что в этом есть что-то плохое. Многие люди делали что-то только потому, что этого хотел человек, с которым они были вместе. Но когда мы с Шарлоттой начинаем собирать яблоки, пытаясь определить, какие из них лучше для сбора, а какие — для еды, каждый из нас по очереди забирается наверх, чтобы сорвать их, и бросает вниз другому, я чувствую, что все больше и больше расслабляюсь.
Это самая нормальная, веселая, невинная вещь, которую я когда-либо делал. И как бы я ни чувствовал себя не в своей тарелке среди других нормальных пар и семей, зная о темной стороне наших с Шарлоттой отношений, зная обо всем, что я от нее скрываю, я все больше и больше нахожу в себе силы притворяться, что этого нет. Что мы нормальные.
Улыбка на ее лице, звук ее смеха, то, как она задыхается, когда бросает мне яблоко, и оно почти попадает в меня, — все это заставляет меня чувствовать себя добродушным человеком, чего я никогда раньше не испытывал.
Это заставляет меня чувствовать себя счастливым.
Она срывает последнее яблоко, бежит вниз и бросает его в корзину. И прежде чем я успеваю что-то сказать, она наклоняется и откусывает одно, глядя на меня сверху, глаза искрятся от смеха, яблоко зажато между зубами. Я знаю, чего она от меня хочет. Это совершенно нелепо, но я наклоняюсь вперед и откусываю от яблока, как и она. Оно падает между нами, и я рефлекторно ловлю его в ладонь, сок прохладный и липкий к руке, пока я пережевываю сладкую мякоть между зубами.
Она нереальная. Она мой грех. Она моя погибель.
Я бросаю недоеденное яблоко в траву между нами, одной рукой обхватывая ее подбородок, а другой прижимаю ее рот к своему. На вкус она как яблочный сок, и я провожу языком по ее нижней губе, проталкивая его в рот, как только ее губы раздвигаются, не заботясь о том, кто еще может увидеть, как мы целуемся.
Ощущение ее рта, мягкого и желанного на фоне моего, пронизывает меня с такой силой, что становится почти больно. Я никогда не хотел никого так, как ее, никогда не хотел ничего так сильно, что готов был пойти на все и пожертвовать всем, чтобы сохранить это. Я знаю, что стою на опасной грани, но не могу заставить себя беспокоиться.
Я хочу упасть вместе с ней.
Я отстраняюсь, пока поцелуй не стал слишком жарким, смотрю в ее расширенные, горящие желанием глаза и беру ее руку в свою.
— Пойдем, попробуем испечь пирог. — Говорю я ей с ухмылкой на губах и вижу, как ее глаза останавливаются на мне, ее взгляд так полон потребности, что мне требуется все, чтобы не поцеловать ее снова.
— Хорошо, — мягко говорит она, ее пальцы переплетаются с моими. — Пойдем.
***
Спустя час и одну остановку у продуктового магазина я припарковался на подземной стоянке у дома Шарлотты, и она повела меня к лифту, на котором мы поднялись на ее этаж. В животе у меня бурлит от предвкушения — я еще не был в ее квартире и прекрасно понимаю, что это еще один шаг вперед. Сигнал доверия с ее стороны, которого я не заслуживаю, не учитывая все, что я делаю, чтобы эти отношения состоялись.
Она отпирает дверь, пропуская нас внутрь, и меня обдает ароматом сладких осенних свечей, пахнущих тыквой, ванилью и медом.
— Мне очень нравится это время года, — извиняется она, на ее лице появляется овечья улыбка, когда она видит, как я оглядываюсь в поисках источника запаха, и острое чувство злости снова пронзает меня.
Не на нее. Никогда не на нее. Но я знаю, что эта реакция вызвана тем, что кто-то другой ей говорил что-то по этому поводу. Возможно, ее бывший засранец, высмеивающий ее за то, что ей нравятся осенние свечи.
— Вот, можешь повесить свою куртку. — Она указывает на латунную вешалку на стене рядом с дверью. — Я отнесу вещи на кухню. — Она уже стянула с себя куртку и берет пакеты из моих рук.
Когда я присоединяюсь к ней, она уже убрала волосы и повязала милый фартук кремового цвета с парой красных цыплят, вышитых на передней части. Она выглядит до невозможности очаровательно, и я вздрагиваю, глядя на нее, а мой рациональный разум снова прорывается сквозь туман наваждения всего на мгновение.
О чем ты, черт возьми, думаешь, Иван? С чего ты взял, что можешь обладать такой, как она, хотя бы ненадолго? Что дает тебе право разбивать ей сердце?
Если бы дело было только в физическом плане, я бы, может быть, и смог уйти. В мире полно великолепных женщин, и мне никогда не составляло труда затащить одну из них в свою постель и даже ни одну. Но если бы все это было только физически, мне было бы все равно. Я бы не испытывал жгучего чувства вины, глядя на нее, зная, что веду ее по тупиковому пути к краю обрыва, и понимая, что не могу перестать вести ее туда.
Она поворачивается, протягивая картофелечистку, и я быстро принимаю нейтральное выражение лица, прислонившись к дверному косяку.
— Ты говорил, что не очень хорошо умеешь печь. Думаешь, справишься с чисткой яблок? — Дразняще спрашивает она, и я киваю, улыбаясь, когда протягиваю руку, чтобы взять ее.
Если бы ты только знала, как я умею обращаться с острыми предметами, голубка, ты бы убежала с криками, а не протянула мне один из них.
Я беру пакет с яблоками и располагаюсь на одной стороне прилавка с миской, в то время как Шарлотта начинает работать над коркой для пирога на другой. Она кладет телефон на угол, открывает музыкальное приложение и включает какую-то мягкую джазовую музыку — немного похоже на Нору Джонс, возможно, — и раскачивается взад-вперед с улыбкой на лице, пока смешивает ингредиенты. На полпути я оглядываюсь, чтобы посмотреть, как она режет яблоки на мелкие кусочки, и вижу, что у нее на носу мука, и я поворачиваюсь, прежде чем успеваю остановить себя, и протягиваю руку, чтобы смахнуть ее. Она замирает и смотрит на меня. Ее губы приоткрыты, и я могу сказать, что это легкое прикосновение пробудило в ней что-то.