Бесноватые
Шрифт:
Сталь ударилась о сталь, высекая синие искры под чашками рапир. Покрываясь потом, Джеффри парировал удары, отводя клинок противника в сторону и стараясь проткнуть ему запястье. Это ему не удавалось, но и Хэмнит Тониш не мог поразить его.
Возможно, все дело было в неправильном освещении, но со стороны могло показаться, что мистер Тониш, не сумев проткнуть Джеффри легкое, начал вести себя как-то неуверенно, даже неловко. Он вполне прилично отбивал встречные удары, в должной мере сохраняя при этом «изящную осанку», как учил сеньор Малевольти Анджело с Карлайл-стрит
Ударом сверху вниз Джеффри парировал очередной выпад противника, отвел его шпагу движением снизу вверх и вновь направил свой клинок в руку мистера Тониша. Острие его шпаги достигло цели, глубоко вонзившись в отведенное в сторону запястье.
Хэмнит Тониш стоял, широко открыв рот, и имел чрезвычайно глупый вид. Рапира с позолоченной чашкой выпала из его ослабевшей руки и, дребезжа, покатилась по полу. Темная жидкость – при свете луны видно было, что это кровь, – мгновенно залила его запястье и манжет.
Мистер Тониш с удивлением разглядывал рану. Гримаса исказила его лицо, но это был не страх, скорее – изумление, ярость, причина которой лежала где-то глубоко, и он сам, видимо, не вполне понимал ее. Но он повернулся и побежал, побежал к люку, сейчас невидимому. Вопль, который раздался, когда всей тяжестью своей он ощутил пустоту над почти вертикальной лестницей, напомнил горловой крик, услышанный незадолго до того молодыми людьми. Внизу в коридоре раздался грохот, и все стихло.
Джеффри стоял неподвижно, опустив голову. Пот залил все его тело и голову под париком. Он не произнес ни слова; молчание – и очень некстати – нарушила Пег.
– Вы победили его! – вскричала она, всплеснув руками; слезы брызнули из ее глаз. – Я так боялась за вас; я чуть не умерла! Но вы не побежали! И победили его!
– Замолчите, Пег!
– Вы рисковали…
– Замолчите, не говорите глупостей! Ничем я не рисковал.
Полой камзола он вытер кровь с клинка.
– Этот грубиян не умеет фехтовать, по крайней мере очень плохо фехтует. Вы разве не помните, что говорил ваш дядюшка? Мало кто знает, как обращаться со шпагой. И это правда: дуэли нужны им не больше, чем мне. Хэмнит Тониш обязан своей репутацией надменному виду и поведению: никто не осмеливался вызвать его. Наверное, он взял пару уроков у Анджело – и после этого решил, что непобедим. Вот и все.
– Но вы-то его вызвали. И вы не могли знать всего этого.
– Как это не мог? Каким надо быть болваном, чтобы этого не понять! Сегодня в «Золотом Кресте» он замахнулся на меня рапирой, как бы намереваясь не поранить, но просто хлестнуть меня по голове. При этом он отвел руку. Какой фехтовальщик позволит себе такую глупость? Человеку опытному вполне хватило бы времени достать шпагу и проткнуть его.
– Значит, вы совсем не боялись!
– Поверьте, Пег, ужасно боялся! Случайный выпад новичка может достать самого Анджело.
– А я думала, вы вели себя как герой. Клянусь Богом, так и думала. Но если я ошиблась, неужели нельзя было притвориться, чтобы я продолжала восхищаться вами?
– Пег, Пег, когда вы перестанете актерствовать?
– Актерствовать? – воскликнула изумленная девушка.
– Да, сударыня. Решите наконец, каким вы хотите видеть меня.
– Нет уж! Это вы решите, какой вы хотите меня видеть. Я стараюсь быть любящей – так мне хочется: вам это не по нраву. Пытаюсь вас побудить к чему-то – еще хуже. Честно и откровенно говорю, что лишилась рассудка – этого вы и совсем не желаете терпеть. Ну что делать бедной дурочке с таким человеком?
– Я… я должен вам признаться, Пег, со мной бывает нелегко.
– Нелегко? Просто безнадежно! На всей земле нет человека труднее. А сейчас вы совершили убийство. Да-да, вы убили человека; он лежит там, внизу. Так что здесь сейчас двое уже умерших или умирающих.
Выражение лица Джеффри переменилось.
– Двое, – повторил он. – Верно, двое. Хорошо, что вы мне напомнили.
Лунный свет, льющийся через неровное стекло, исчертил его лицо волнистыми линиями. Джеффри стоял, раскачиваясь из стороны в сторону: может быть, его мучила рана, а может быть, он просто искал кремень и кресало.
Потом он вложил шпагу в ножны. Но то, что Джеффри сделал в следующий момент, могло показаться безумием.
Он кинулся в переднюю часть комнаты, сорвал с веревки мешковину, закрывающую окно, и обмотал ветхой тканью кулак правой руки. Звон посыпавшихся стекол, раздавшийся, когда Джеффри саданул по закрытому окну, должно быть, разбудил жителей, которые еще оставались на Лондонском мосту. Осколки старого хрупкого неровного стекла вылетели из свинцовых переплетов, упали частью на улицу, а частью – в комнату, к ногам Джеффри.
Джеффри выбрал осколок покрупней, протер его мешковиной, а затем поспешил туда, где рядом с рапирой Хэмнита Тониша лежала упавшая свеча. Хотя, упав на пол, она погнулась, из нее все же торчал кончик фитиля.
– Побудьте здесь, – приказал Джеффри. – Должна же она была разжигать огонь. Там, в спальне, я помню…
Пробравшись в темноте через спальню, он обнаружил в дальнем ее конце небольшой кирпичный камин, находившийся на таком же расстоянии от стены, что и заднее окно в первой комнате. Пошарив в камине, Джеффри наткнулся на маленькую трутницу. Вспыхнула искра, занялась промасленная тряпка. Запалив погнутую свечу, Джеффри подошел к телу старухи и поднес осколок стекла к ее перекошенному рту.
Потом он стоял не двигаясь, опустив голову.
Показалось ли ему, что дрогнули ее губы? Он и сам сейчас не знал этого. Не знал и потом, пока не начал подозревать все на свете. Но к тому времени у него появились новые основания поносить себя. Сейчас сомнений, что старуха мертва, больше не оставалось.
В соседней комнате забеспокоилась Пег. Под сводчатым крытым проходом Лондонского моста зазвучали тяжелые шаги и послышались голоса людей, направляющихся к дому.
Горячий воск, капнувший на руку Джеффри, вывел его из задумчивости. Оставалось еще одно дело, которое нужно было сделать тайно, и Джеффри спешил закончить его, прежде чем перейти в другую комнату, где ждала его Пег.