Бесноватые
Шрифт:
– Прекратите, доктор!
– С другой стороны, если бы вы были женаты на девушке, не было бы и речи о том, чтобы тащить ее в суд и сажать в Брайдвелл. Вы были бы ее господином и защитником перед законом. А как можете вы защитить ее сейчас?
Речи их, произнесенные шепотом, встретились на полпути и столкнулись. Джеффри опустил фонарь; его рука дрожала. Неожиданно оба насторожились. Они не слышали шагов на улице, они услышали грохот ударов кулака, сотрясающих дверь. Услышали, как закричала Пег. И снова до них донесся голос капитана Бересфорда.
– Открой дверь, Джефф. В доме – женщина; что бы ты ни говорил – это
Джеффри сделал несколько шагов вперед, передав фонарь доктору Эйбилу. Правая рука его метнулась к эфесу шпаги; из ножен показался клинок.
– Доктор, – приказал Джеффри, – ступайте вниз и будьте подле Пег. Но не открывайте дверь.
– Мне жаль вас, молодой человек. Хотя одному Богу известно, почему. Хватит множить это безумие. Спрячьте клинок. Что может игрушечная шпага против солдат?
– Вы слышали меня, доктор? Умоляю, делайте, что я говорю. Вы не знаете, что я задумал.
Этого не знал и сам Джеффри, хотя, повинуясь инстинкту, он кинулся в другую комнату и подбежал к разбитому окну. Сердце его совсем упало. Помимо капитана Бересфорда с двумя солдатами он увидел внизу двух стражников, которые, видимо, не осмеливались приблизиться к дому без поддержки гвардейцев.
– Ты превышаешь свои полномочия, Табби.
– Разве? Эту женщину зовут Мэри Маргарет Ролстон. А у этого «чарли», – Табби похлопал по плечу одного из стражников, – есть предписание магистрата взять ее под стражу.
– Чего стоит это предписание, Табби, зависит от того, кто выдвигает против нее обвинение. Поскольку обвинение, по всей видимости, исходит от Хэмнита Тониша и Лавинии Крессвелл…
– Хэмнита Тониша? Лавинии Крессвелл? Оно исходит от ее дядюшки, некоего сэра Мортимера Ролстона.
Джеффри опустил голову. Доктор Эйбил споткнулся на лестнице.
– Этого не может быть, Табби. Что-то здесь не так.
– Если не веришь мне, спускайся и взгляни на предписание. Ее велено препроводить в ближайший арестный дом, а утром она должна предстать перед судьей Филдингом. Ну что, откроешь ты теперь, или нам разнести дверь прикладами?
Джеффри не двигался с места ровно столько, сколько нужно было, чтобы сосчитать до десяти. Затем он приблизился к люку в полу.
– Доктор Эйбил, – сказал он, – вам придется открыть дверь.
– Но вы не отдадите меня им, ведь нет? – вскричала Пег. – Это какое-то безумие! Это все мне снится? Вы ведь не позволите им увести меня?
– Они могут забрать вас, Пег…
– Нет!
– Они могут забрать вас, Пег, но долго вас не продержат. С этим проклятым миром приходится воевать его оружием. Да будет так! Откройте дверь, доктор Эйбил.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
О Лавинии Крессвелл в алькове…
На следующее утро, часов около семи, над крышами ковент-гарденских домов заклубился дым, нарушивший однообразие пасмурного неба. Начался день с обычными в этом районе драками, скандалами, криками.
Здешние дома, довольно высокие и красивые, из красного кирпича с белой облицовкой вокруг окон, выглядели снаружи почти как новые. Однако из-за шума, который постоянно доносился со стороны зеленных рядов и ларей небольшого пока еще рынка, расположившегося в центре площади, вокруг колонны Иниго Джонса [34] , все люди с
34
Джонс, Иниго (1573—1652) – английский архитектор.
Пьяццы облюбовали себе расфуфыренные проститутки, которые, если не удавалось завлечь клиента, лазали по карманам. Вокруг рынка с криками гоняли мяч подмастерья, постоянно налетающие на прохожих, сбивающие их с ног и считающие, что игра служит им оправданием. Тут же торговки рыбой, которую они держали в закрытых корзинах, громко расхваливали свой товар, употребляя выражения, считавшиеся у них весьма остроумными. А уж что касается дешевого джина, то законно торговать им или нет [35] , но каждый мог за два пенса напиться здесь в стельку.
35
В первой половине ХVIIIв. Парламент несколько раз принимал законы, ограничивающие потребление алкоголя (особенно дешевого джина), которое приняло угрожающие размеры (1736, 1747, 1751). Некоторое действие возымел лишь закон 1751г.
Джеффри Уинн проснулся в своей комнате над табачной лавкой в северной пьяцце. Голова у него болела после всех попыток выручить Пег, продолжавшихся до двух ночи.
Безнадежно! Доселе абсолютно безнадежно. Закон крепко взялся за нее. И впрямь, люди, к которым он хотел обратиться, либо избегали его, либо просто отказывались принять. И хотя он понимал, что лезет на рожон и в лучшем случае добьется отсрочки, он не мог не разыграть все карты, которые были у него на руках.
– А если нет… – вдруг подумалось ему.
Хозяйка, привыкшая к ругани постояльцев и изумлявшаяся, лишь когда слышала ее от мистера Уинна, принесла его утренний шоколад. Он умылся и побрился у ведерка с холодной водой, которое для этой цели обычно приносили ему по утрам. Затем надел единственный приличный запасной костюм: камзол и штаны из дешевого бархата; при этом на нем было чистое белье и шпага, которой не приходилось стыдиться.
Но денег не было.
На почтовую карету, на непредвиденные экипажи и носилки, равно как и на некое секретное дело, ушли все деньги, полученные от сэра Мортимера Ролстона, – все до последнего фартинга. Хотя у себя на Сент-Джеймсской площади этот горлопан и обещал не скупиться в дальнейшем, Джеффри дал себе клятву ничего не брать у него.
«Когда ты наконец поумнеешь? – думал он. – Ну поумнеешь ты когда-нибудь?»
На улице было промозгло и зябко. Человек десять еще спали под сводами пассажа, выдыхая остатки винных паров. Слева от Джеффри, на западной стороне Боу-стрит, маячило здание театра «Ковент-Гарден», возвышающееся над остальными домами. Джеффри взглянул в ту сторону, но подумал при этом о судье Филдинге, готовящемся к слушанию дел сегодняшнего дня, которое происходило в тесном зале судебных заседаний, примыкающем к его квартире на восточной стороне той же улицы.