Беспечные мотыльки
Шрифт:
– Мама Дора, у меня же смена с полуночи, – Нэнси нехотя отвлекся от Тони и повернулся к хозяйке, – когда же мне отдыхать? Только и делаю, что работаю.
– У тебя с восьми еще четыре часа до смены будет, успеешь отдохнуть, – мама Дора явно куда-то собиралась. Она поправила на плечах рюши, присев перед зеркалом, а затем вышла из мотеля, не забыв бросить на Тони взгляд, полный подозрения.
– Кажется, она меня недолюбливает, – рассмеялся Тони.
Нэнси ставил букет в вазу.
– С чего тебя любить? Девочками не пользуешься, нос везде суешь, – он полюбовался на цветы. Затем перевел взгляд на Тони и сказал, подражая голосу хозяйки, –
– Я, между прочим, номер тут снимаю! – Тони рассмеялся.
– А мог бы и делом заняться, – Нэнси подмигнул. Снял с головы шляпу, – я переодеться и вниз. Посмотришь тут за всем, пока меня не будет?
– Да, без проблем.
– Ты чудо!
Вечер до восьми они провели вместе. Обменивались шутками и взглядами, полными взаимной симпатии, болтали о пустяках. Тони мог бы провести время с большей пользой: опросить кого-нибудь еще из местных, но оторвать себя от ресепшена, за которым сидел обворожительный Нэнси, было невозможно. Ему казалось, перед кассой разлили мед или клей, и он встал туда ногами, приклеился, врос намертво подошвами. Теперь если и отрывать, то только с половицами.
– Я думаю, нам лучше выехать утром, – кивнул Нэнси, когда вернулась мама Дора, – ты как раз выспишься, а я смогу отоспаться в машине со смены.
– Ты с хозяйкой еще не говорил?
– Намекал. Сегодня перед тем, как на точку пойти, поговорю с ней. Она душка. Отпустит меня, – Нэнси помолчал, видя, как мама Дора приближается к ним. Сдал рабочее место, затем они вместе с Тони пошли в кафе перекусить.
– Что вообще тебе нужно в этом Сан-Франциско? Все девчонки здесь грезят о Лас-Вегасе, – спросил Тони, когда они устроились за столиком с тарелками спагетти.
– О, Сан-Франциско – волшебное место! – Нэнси накрутил лапшу на вилку, – а Лас-Вегас – зловонная яма, полная отходов. «Вегас – безумный танец жизни». Ну-ну. Девчонки ничего не соображают в красоте. Ты бывал в Сан-Франциско?
– На самом деле, был пару раз. Но не особо там задерживался.
– Ты что-то нигде особо не задерживаешься.
– Такая работа.
Они улыбнулись друг другу. Отпив из стакана газировки, Тони отважился на осторожный вопрос:
– Ты там… тоже работать собираешься?
Нэнси прищурил глаза, жуя еду.
– Что, ревновать собрался? – Он потерся ногой о его ногу под столом. Тони смутился.
– Так что?
Нэнси улыбнулся, снова накручивая лапшу.
– Если хочешь, не буду, – хитро сказал он, помолчав. И задержал на нем внимательный взгляд.
Тони не знал, как ответить так, чтобы не выдать себя. Сделал вид, что отвлекся на еду. Нэнси снова провел ногой по его икре, на этот раз медленнее, чувственнее.
– Я бы не хотел, правда, – вытолкнул из себя Тони, чувствуя, как его тело покрывается мурашками, словно от Нэнси исходил слабый заряд электрического тока.
– Зря, – вздохнул Нэнси с напускным равнодушием, – Сан-Франциско – золотая жила. Там и днем можно неплохо подзаработать, – он снова провел по его ноге. Затем легко отстранился, – как скажешь, милый. Будем только ты и я, верно?
***
Тони ушел к себе в номер, когда Нэнси объявил, что ему нужно немного поспать перед работой. Чтобы отвлечься от навязчивых, неприятных мыслей, достал печатную машинку, вставил первую кассету с интервью в плеер, и начал перепечатывать то, что записал на пленку. Работа не совсем спасала, но по крайней мере позволяла скоротать время.
Примерно в половину первого ночи он отвлекся от работы. Встал из-за стола, подошел к окну, поднял жалюзи. Ему хотелось и не хотелось одновременно, чтобы из окна его номера можно было увидеть точку. В чем Нэнси ушел на смену? Ему представилось длинное вечернее платье, облегающее его фигуру, из искрящихся блесток, с глубоким декольте. Конечно, такому платью не место на панели, ведь неудобно задирать его, седлая очередного клиента.
Он отдается с таким неистовством каждому? Или тогда с Митчем он играл специально для Тони и его камеры? Когда Тони видел его возвращающимся со смены, Нэнси сиял, словно самая порочная звезда на грязном небосклоне, затянутом тучами. Другие девочки были не такими: большинство были либо пьяны, либо чертовски уставшие, сонные, хотящие только одного – поскорее принять душ и пойти спать. Нэнси же выглядел так, как будто ему только что вручили Оскар, а на колени он опускался, торопливо расстегивая ширинку, не меньше, чем перед президентом.
Тони улегся в час в постель, но не мог заснуть. Постоянно представлял, с кем может быть Нэнси сейчас. Что он делает, как, в какой позе. Кто его очередной клиент: ниггер-наркодилер, толстый мексикашка, белый и обрюзгший глава семьи, десятилетиями скрывающий гомосексуальную ориентацию от нервной жены? Как они обходятся с ним: гладят и ласкают, нагибают и требуют, бьют и оскорбляют? Суют ли ему свои грязные пальцы в рот, сжимают ли соски, шлепают ли по заднице? Заставляют ли они его пить вместе с ними, нюхать и колоться вместе с ними? Или же молчаливо делают свою дело, а затем высаживают где-нибудь на обочине дороги. И что он делает потом: поправляет на себе одежду, закуривает и направляется своей легкой, пружинящей походкой до следующей точки в городе?
Он понял, что такие мысли снова начинают возбуждать. Тони покрутился на кровати, затем встал, прошелся от окна в комнате до ванной и обратно. Надо было проявить несколько снимков, которые он сделал вчера ночью. Хотя вряд ли снимки получились: там было мало света, плюс этот Митч почти сливался с мраком. Мрак, пожирающий щедрое, белое тело Нэнси. Ему совсем не жаль себя. Ни капли своего пота или спермы, ни сантиметра своей кожи. Он готов отдать всего себя, лишь бы ему заплатили.
– Черт подери, – Тони устало сел на кровать, чувствуя, как напрягшийся член упирается в ткань трусов. Можно было бы напиться, чтобы заглушить эти вспененные, будоражащие мысли. Но завтра они поедут в Сан-Франциско, нужно быть бодрым. Пять часов пути туда и пять часов пути обратно. И ни один человек не сможет дотронуться до этой белой кожи. Ни один, кроме Тони.
На этот раз кончить получилось быстро. Тони как был упал на кровать со спущенными к коленям трусами, зарылся головой в подушку и заснул. Сон подарил ему кратковременный, зыбкий покой.
8
Тони проснулся в половину седьмого. Неторопливо собрал вещи, погрузил в машину. Решил, что, когда вернется из Сан-Франциско, снова номер снимать не будет – вздремнет в машине, а затем отправится домой. Затем сходил позавтракать. Долго препирался с мамой Дорой по вопросу того, чтобы она вернула ему деньги за оплаченные оставшиеся дни. Хозяйка ни в какую не сдавалась: переходила от обороны к вопросам по типу: «Вдруг чего случится, а у Вас уже и номер оплачен?». Но в итоге ей все же пришлось сдаться: отдала деньги, гневно поджав губы.