Бесплодные земли
Шрифт:
«Чего я ищу? Чего?»
За спиной у него раздался хриплый смех. Мужской смех. За ним последовал рассерженный женский окрик:
— Сейчас же отдай!
Джейк подскочил на месте, почему-то решив, что сердитый этот окрик предназначался ему.
— Отдай, Генри! Я не шучу!
Оглянувшись, он увидел двух парней. Одному было лет восемнадцать, другой был намного моложе… лет двенадцать — тринадцать. При виде этого второго мальчишки, сердце у Джейка подпрыгнуло и как будто перевернулось. Во всяком случае, ощущение было похожее. Вместо полосатых шортов
Как выяснилось, кричала та самая симпатяшка с жвачкой из кассы. Старший из двух ребят — такой уже взрослый с виду, что его вполне можно было назвать мужчиной, одетый в черные джинсы и в черную же футболку с закатанными рукавами — отобрал у нее газету и держал ее над головой, ухмыляясь.
— А ты подпрыгни за ней, Марианна! Прыгай, девочка, прыгай!
Девушка из кассы сердито уставилась на него. Щеки ее раскраснелись.
— Отдай, Генри! Хватит дурачиться. Отдай, кому говорю! Идиот!
— Нет, ты только послушай, Эдди! — возмутился старший. — Как она обзывается! Нехорошо, юная леди! — Продолжая ухмыляться, он помахал газетой перед самым носом у девочки, но так, чтобы она не сумела ее отобрать, и Джейк внезапно все понял. Они возвращались вдвоем из школы… хотя, судя по разнице в возрасте, если только Джейк не ошибся, учились они в разных школах… и старший подошел к кассе, делая вид, будто хочет сказать блондинке что-то важное и интересное, потом протянул руку через окошко и быстро выхватил у нее газету.
Джейку уже приходилось видеть такие лица, как у этого старшего парня — такие рожи бывают у пацанов, считающих верхом веселья облить кошке хвост зажигательной смесью или скормить голодной бродячей собаке хлебный шарик с рыболовным крючком внутри. Это они забавляют тем, что дергают на уроке девчонок за бретельки бюстгальтеров, а потом начинают изображать этакую оскорбленную невинность — «Кто? Я? Да вы что, как можно?!» — когда кто-то из девочек все же не выдержит и пожалуется преподавателю. Таких в школе Пайпера было немного, но все-таки они были. Такие, наверное, есть в каждой школе, разве что в школе Пайпера они одеваются подороже. Но лица у них такие-же. В прежние времена о таких говорили, что с такой рожей он точно кончит на виселице.
Марианна все же подпрыгнула, чтобы достать газету, которую парень в черной футболке и черных джинсах свернул в трубочку. Но в последний момент он отвел руку в сторону и шлепнул блондинку газетой по голове, как строгий хозяин шлепает пса, напрудившего на ковер. Теперь у девушки потекли слезы… не из-за газеты, а из-за обиды и унижения. Лицо ее так раскраснелось, что казалось — оно горит.
— Ну и бери ее! — закричала она. — На здоровье! Читать, я знаю, ты не умеешь, так хотя бы картинки посмотришь!
Она повернулась, чтобы вернуться в кассу.
— Отдай,
Старший протянул девушке свернутую в трубочку газету. Та быстро ее схватила, и даже на расстоянии в тридцать футов Джейк отчетливо расслышал звук рвущейся бумаги.
— Скотина ты, Генри Дин! — крикнула девушка. — Какая же ты скотина!
— Подумаешь, было бы из-за чего психовать, — в голосе Генри слышалась искренняя обида. — Уже пошутить нельзя, все такие нежные. Да и порвалась она в одном месте… вполне еще можно читать. Ладно тебе, улыбнись. Чего ты набычилась?
Джейк подумал еще: все правильно. Как и следовало ожидать. Пацаны вроде этого Генри никогда не умеют вовремя остановиться. Всегда, даже в самых что ни на есть идиотских шутках они заходят чуть дальше, чем следовало бы… а потом искренне удивляются, не понимая, почему кто-то на них орет. И все у них сводится к одному: «А че я такого сделал?», или «Ты, что ли, шуток не понимаешь?», или «Да ладно тебе, улыбнись, че психуешь?»
«А ты-то зачем с ним, дружище? — Джейк действительно этого не понимал. — Если ты на моей стороне, что у вас может быть общего с этим придурком?»
Но как только младший повернулся к нему лицом, Джейк сразу все понял. Черты у старшего были грубее и вся рожа, к тому же, в прыщах, но в остальном сходство было разительным. Они, стало быть, братья.
Джейк развернулся и прогулочным шагом направился вдоль по улице впереди двух ребят. Засунув дрожащую руку в нагрудный карман, извлек отцовские темные очки и кое-как водрузил их на нос.
За спиной у него голоса становились все громче, как будто кто-то включил приемник и медленно увеличивал громкость.
— Зачем ты так с нею, Генри? Она же обиделась.
— Ей это нравится, Эдди, — самодовольно ответил Генри голосом умудренного опытом человека, который знает о жизни все. — Когда станешь постарше, поймешь.
— Но она же плакала.
— В глаз, наверное, что-то попало, — философски заметил Генри.
Они подошли совсем близко. Джейк вжался в стену ближайшего дома, опустив низко голову и засунув руки в карманы джинсов. Он не знал, почему это так важно — чтобы его не заметили. Он знал только одно: это важно. Не из-за Генри, нет. Из-за младшего…
«Младший не должен меня запомнить, — вдруг подумалось ему. — Не знаю, почему, но не должен».
Они прошли мимо, не обратив на него внимания. Младший — Генри звал его Эдди — шел ближе к проезжей части, обводя мяч вдоль канавы.
— Но это же было смешно, согласись! — говорил Генри. — Старушка Марианна подпрыгивает за газетой. Ап! Ап!
Эдди поднял глаза на брата. Наверное, хотел посмотреть на него с укоризной… но все же не выдержал и рассмеялся. В лице его было столько любви, искренней и безусловной, что Джейк понял сразу: Эдди многое простит брату, пока наконец не решит, что игра свеч не стоит. Что это все бесполезно.