Бесплодные земли
Шрифт:
Джейк тоже пригубил крепкий напиток и с удивлением обнаружил, что он ему нравится — хмельной, но не горький, как он ожидал, а сладковатый и терпкий, как сидр. Однако хватило и одного глотка, чтобы пиво ударило в голову, и Джейк предусмотрительно отставил стакан в сторону. Ыш понюхал напиток, отпрянул и ткнулся мордочкой в ногу Джейка.
Старики, собравшиеся в саду — последние жители Речного Перекрестка, — зааплодировали. Многие плакали, как тетушка Талита, не стыдясь своих слез. Из кухни вынесли еще стаканов — уже не таких благородных, а самых простых, впрочем,
Эдди решил, что еда, которой его потчевали в этот день, была самой вкусной из всех, что он пробовал со времен мифических пиров детства, когда у тебя день рождения и мама готовит и подает к столу все твои самые любимые лакомства: мясной рулет с жареной картошкой, запеченая кукуруза и дьявольски вкусный пирог с ванильным мороженым.
Одно только разнообразие выставленных перед ним блюд — в особенности после стольких месяцев, когда им приходилось питаться исключительно мясом омаров, вяленой олениной и какими-то горькими травами, безопасными, по утверждению Роланда, для жизни — значительно увеличивало удовольствие от еды, но Эдди считал, что это была единственная причина. Джейк, как заметил Эдди, тоже приналегал на яства (не забывая каждые пару минут подкидывать лакомые кусочки ушастику, свернувшему у его ног), а ведь он пробыл здесь, в этом мире, всего лишь неделю.
Чего только не было на столе! Огромные миски с тушеным мясом (как выяснилось, мясом буйволов) с подливкой и соусом из овощей, подносы со свежим печением, глиняные горшочки с белейшим сливочным маслом, тарелки с какими-то листьями, по вкусу похожими на шпинат… но не совсем. Эдди в жизни не относился к ярым любителям зелени, но как только он их попробовал, оторваться уже не смог. Он перепробовал все, что было, однако эта зеленая штука была просто вне конкуренции. Сюзанна тоже не отставала, то и дело подкладывая себе «шпинатику». Вчетвером путешественники опустошили три здоровых тарелки с листьями.
Когда пришло время десерта, старые женщины и альбиносы — братья убрали обеденные тарелки, отнесли их на кухню и вернулись оттуда с двумя немалых размеров блюдами, на которых высокими горками были уложены пироги, и большой мискою взбитых сливок. От пирога исходил такой сладостный аромат, что Эдди решил, будто он умер уже и очутился в раю.
— Сливки только из буйволиного молока, — извиняющимся тоном произнесла тетушка Талита. — Коров ни одной не осталось… последняя сдохла лет тридцать назад. Буйволиное молоко — не особенный деликатес, но все-таки лучше, чем ничего.
Как выяснилось, пирог был с начинкой из ежевики. Эдди в жизни не ел ничего вкуснее. Он уплел три куска, откинулся на спинку стула, звучно рыгнул, не успев прикрыть рот ладонью, и виновато огляделся по сторонам.
Мерси, слепая, весело рассмеялась.
— А я слышала! Слышала! Кто-то благодарит нашего повара, тетушка!
— Ну да, — подтвердила, смеясь, тетушка Талита. — Еще как.
Две женщины, что накрывали на стол,
Тетушка Талита сидела во главе стола, Роланд — от нее по правую руку. Наклонившись, он что-то шепнул ей на ухо. Она внимательно его выслушала — при этом улыбка ее побледнела, — потом кивнула.
— Си, Билл и Тилл, — распорядилась она, — вы втроем оставайтесь здесь. Нам надо немного потолковать со стрелком и его друзьями, ибо они собираются выйти в дорогу сегодня же вечером. Остальные пока могут выпить свой кофе на кухне, чтобы не было лишнего шума и суеты. И перед тем, как уйти, не забудьте о наших законах гостеприимства!
Билл и Тилл, близнецы-альбиносы, остались сидеть за столом. Все остальные поднялись, выстроились в шеренгу, и каждый из них по очереди подошел к путешественникам. Проходя мимо, они пожимали Сюзанне и Эдди руку, а Джейка чмокали в щеку. Мальчик принимал этот знак уважения с завидным достоинством, но Эдди все же заметил, что Джейк удивлен и растерян.
Приблизившись к Роланду, старики опускались перед ним на колени и прикасались к сандаловой рукояти его револьвера, который он носил в кобуре на левом бедре. Роланд клал руки им на плечи и целовал каждого в лоб. Последней к нему подошла Мерси. Обняв стрелка обеими руками, она потянулась губами к его щеке и наградила его влажным звонким поцелуем.
— Благослави тебя Бог, стрелок! Благослови и храни! Если б я только могла тебя видеть!
— Мерси, как ты себя ведешь! — осадила ее тетушка Талита, быть может, немного резко, но Роланд, не обращая внимания на эту реплику, склонился к слепой.
Нежно, но твердо, он взял ее руки в свои и поднес их себе к лицу.
— Ты можешь увидеть меня, — сказал он. — Увидеть хотя бы так.
Роланд закрыл глаза, и пальцы ее, морщинистые, искривленные артритом, осторожно ощупали его лоб, щеки, губы и подбородок.
— Да, стрелок! — выдохнула слепая, поднимая пустые глазницы к его глазам. — Я тебя вижу! Прекрасно вижу! Лицо у тебя хорошее, вот только печаль на нем и тревоги… Я боюсь за тебя, стрелок. За тебя и твоих людей.
— И все же мы встретились, верно? — он нежно поцеловал ее гладкий обветренный лоб. — И это была добрая встреча.
— Да… добрая встреча. Добрая. Спасибо за поцелуй, стрелок. Спасибо всем сердцем.
— Иди-иди, Мерси, — поторопила ее тетушка Талита, но уже мягче. — А то кофе твой стынет.
Мерси поднялась на ноги. Старик с деревянной ногой положил ее руку себе на ремень. Ухватившись за пояс его покрепче, она позволила старику увести себя прочь, отвесив прощальный поклон Роланду и его друзьям.
Эдди вытер глаза. Почему-то они оказались влажными.
— Кто ослепил ее? — хрипло выдавил он.
— Лиходеи, — ответила тетушка Талита. — Выжгли каленым железом. Не так она, видишь ли, посмотрела. Мол, слишком нахально. Четверть века назад, вот когда это случилось. Да вы пейте кофе. Он и горячий-то противный, а когда остывает, так вообще хуже воды из придорожной канавы.