Беспокойство
Шрифт:
УРОК ЖИЗНИ
Было раннее утро. На берегу реки стоял капитан Максимов. Он пришел выбрать место для предстоящего занятия по плаванию. Река медленно очищалась от тумана. Серые облака тянулись кверху, обволакивая верхушки верб. Из-за спины офицера доносился то топот ног, то дробные, будто вспышки аплодисментов, хлопки рук. И по тому, как утихал этот шум, Максимов догадывался, что физическая зарядка в роте подходит к концу. «Пора бы Орлову уже прибыть с докладом», — подумал капитан и взглянул на часы.
Орлов, солдат первого года службы, находился в свободной смене внутреннего наряда. Уходя к реке, капитан приказал ему сообщить, как только кончится физзарядка. Он мог бы и не требовать этого, но хотелось проверить исполнительность солдата. Максимов принял роту недавно, до этого работал секретарем комсомольского бюро части. И теперь старался использовать каждую возможность для знакомства с людьми, которых ему доверили учить и воспитывать.
Солдат, однако, опаздывал. Максимов поднял голову и увидел неподалеку командира восьмой роты майора Басова, стоявшего с солдатом у крутого обрыва.
— Ты чего здесь торчишь? Иди сюда, новость сообщу! — уперев руки в бока, позвал Басов капитана. Они были давние друзья. Шесть лет назад вместе окончили военное училище. Вместе прибыли в полк. Но служба у них сложилась по-разному: Максимова избрали секретарем комсомольского бюро части; Басов же, став командиром роты, спустя некоторое время начал подшучивать над своим другом: «Алексей, иди ко мне командиром взвода, если что подзабыл, поднаторю». Внешне это казалось шуткой. Однако добрая доля правды была в этой фразе. Получив звание майора, Басов и в самом деле возомнил себя всезнающим командиром роты. Но потом, когда узнал, что Максимов принимает роту, да еще девятую, о которой в полку говорили: «На то она и девятая, чтобы первой не быть», он был удивлен. «Алешка, комсорг мой праведный, ты с ума сошел! Зарежет тебя девятая», — заявил Басов Максимову в первый же день вступления в новую должность.
И вот теперь, стоя у обрыва с солдатом, Басов снова позвал к себе капитана. Тот подошел, а майор, словно забыв, зачем позвал друга, по-медвежьи повернулся к солдату:
— Раздевайся, Рыжов, не тяни волынку.
— Глубоко тут, товарищ майор, — передернул плечами солдат. — Могу утонуть, я ведь из сухопутных мест, степняк…
Басов молча сбросил с себя обмундирование и, ни слова не говоря, прыгнул в воду. Вынырнув, он крикнул:
— Прыгай, тебе говорят! Не утонешь, командир рядом!
— Вот напасть-то, — съежился солдат, глядя на Максимова.
Алексей знал Рыжова. В бытность секретарем комсомольского бюро ему не раз приходилось разговаривать с солдатом. Робкий. «С ним, вероятно, надо поступать как-то по-другому», — подумал Максимов и, быстро раздевшись, взял Рыжова за руку:
— Вместе пошли, не робей. Вот так.
Басов сделал большие глаза, что-то хотел возразить капитану, но сдержался. Он только отчаянно помотал головой.
— Портить людей и я могу… — произнес Басов, когда вместе с Максимовым стали выходить на берег. И, повернувшись к Рыжову, повысил голос: — Плавать вы будете, а сейчас марш к себе в отделение! Степняк!
Солдат оделся и вскоре ушел.
— Эх, Лешка, ты что думаешь: рота — это детский сад? — продолжал сокрушаться Басов, оставшись вдвоем с Максимовым. — Нет, брат, если ты с каждым, как с малым дитяткой, будешь цацкаться, командиром тебе не быть. Командир — это… — Басов выразительно посмотрел капитану в глаза и, не найдя подходящего для сравнения слова, умолк.
От реки они шли вместе, не спеша. Роща, палатки, лес уже были залиты солнцем.
— Может быть, ты и прав, — тихо отозвался Максимов и, подумав о чем-то, стал рассказывать, как бы поступил с Рыжовым.
— Учи рыбу плавать! — прервал его Басов и, заметив идущего навстречу солдата, замедлил шаг. — Твое чадо Орлов куда-то спешит.
— Ко мне. Опаздывает с докладом, — произнес Максимов.
— Вот сейчас посмотрим, с какой стороны ты к нему подойдешь, — уже свернув с тропки, бросил он капитану.
Басов удалялся напрямик, через саженцы, раздвигая деревца своими широкими плечами.
Басов нравился Алексею. Но чем именно, он и сам не знал. Может быть, вот этой уверенностью, с которой так легко и прямо решал любое дело. «Прыгай, тебе говорят!» — и баста. Вот так бы и ему, Алексею, поступить с Орловым: рубануть без оглядки — ведь на десять минут опоздал с докладом. «И накажу, — решил капитан, искоса поглядывая на подошедшего солдата. — Что же тут еще рассуждать?!»
Орлов стоял перед ним, вытянувшись в струнку, под гимнастеркой угадывалось крепкое тело, весь он был подтянутый, упругий. Лицо суховатое, чуть вытянутое, с мягким, доверчивым взглядом серых глаз. Максимов еще мало знал этого солдата, слышал лишь от командира взвода, что рядовой Игорь Орлов хорошо «крутит на перекладине солнце», и только.
Капитан вдруг резко повернулся к Орлову, спросил:
— Сколько сейчас времени?
— На десять минут задержался, товарищ командир роты. Умывальник приводил в порядок, сальник заменил. Пять дней течет… Лужа там образовалась непроходимая…
«Ну рубани! Опоздал же! — назойливо вертелась мысль в голове Максимова. — Что ж стоишь? Накажи!»
— Разберусь… — произнес наконец капитан и медленно зашагал к своей палатке. Орлов пошел за ним. А когда командир роты молча скрылся в палатке, солдат спохватился:
— Мне-то как быть?
— Входите, — послышался голос капитана.
Орлов вошел.
— Читайте вот это место. — Максимов подал Орлову раскрытую книгу. — Вот эти два верхних абзаца.
— Вслух читать?
— Можете читать про себя. Я уже читал, — произнес Максимов и вдруг вспомнил, что Басов так и забыл про новость, которую намеревался рассказать. «Вероятно, генерал решил провести учения», — подумал капитан и весь отдался этой мысли: он только принял роту, и ему не хотелось, чтобы учения состоялись в ближайшие дни… Надо было свыкнуться с личным составом, узнать подробнее о недостатках и достоинствах каждого, а тогда пусть…
Тем временем Орлов читал:
«Вася, что же это такое? Разве не мог хотя бы на минуту раньше? Ты же знал: один я, один я остался тут. Патроны кончились, камнями начал швырять, где там! Подползли на бросок гранаты… И вот как изувечили, гады. И пулемет изуродовали. Ты ведь солдат, Вася, как же мог опоздать?
Василий смотрел на искалеченные ноги Ивана Рыжова сначала тупо, как в тумане, потом с ясным, четким сознанием. И чем больше эта ясность овладевала им, тем глубже он понимал: никогда и ничем не сможет оправдать свою вину перед этим человеком. Он виноват!»