Бесполезное ископаемое
Шрифт:
«старичок крепкий, как умывальник»
«Гляжу я на тебя, Тихонов, и думаю: отчего это все великие люди плохо воспитаны?»
Для чего нам говорить «самолюбие», «тщеславие» и все т.п., когда у нас есть «гордыня», термин точный и освященный новозаветной традицией.
Аттила, принимая византийское посольство, сидел на троне и выковыривал грязь между пальцами ног.
Китайцы
Фет-буфет. A y Маяковского даже: Фет-кафе.
и две коровы: одну назвали Догма, другую – Доктрина
Конь задохся, как удавленник. Бубенцы осатанели.
И еще женское имя: Агентура.
Mutantur tempora. В правлениях совхозов висят портреты патера Менделя. Стаханов, преклонный старик, застрелен в затылок при попытке к бегству ракетой «земля-воздух». Проходимец Лысенко объявлен врагом народа, а Надежда Крупская уличена в лесбиянстве. Мичурин, оказалось, на своем участке в Козловском уезде выполнял задания фашистских агентур. Сыновья удавлены. «Чорт» снова пишется через «о», а «весна» через «ять».
раздроблена нижняя челюсть правой ноги
Великолепное «все равно». Оно у людей моего пошиба почти постоянно (и поэтому смешна озабоченность всяким вздором). А у них это – только в самые высокие минуты, т.е. в минуты
крайней скорби, под влиянием крупного потрясения, особой утраты. Это можно было бы развить.
Во Вьетнаме учрежден вымпел, который вручается подразделению, сбившему самолет противника после доклада Хо в Пхеньяне. Вымпел называется: «По приказу дяди Хо разгромим американских агрессоров».
У В. Тихонова ни сердца, ни ума, ни постоянства, ни идеи – одно только: индивидуальность.
А что нам с этих трехсот грамм будет? Мы же гипербореи.
Это кто тут у вас, Ерофеев, все стреляет? – спрашивает она.
Это Амур, – отвечаю, – стреляет мне в сердце, жестокая девушка.
«ни гласа, ни послушания»
Геббельс, автор неологизмов: «железный занавес» и «трудовой фронт».
отсутствие динамичности в моем характере все потеряно, кроме индивидуальности
Не любить собак. Любимая собака Гитлера в подземье имперской канцелярии разделяет его судьбу. Собака-овчарка Блонди. Гитлер в марте 45 г.: «Чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю собак».
Солнце останавливали словом. Иоанн Богослов. Первые учебные заведения мира – школы риторики, а не военного дела, не медицины и пр.
познакомились и согрешили
Байрон говорит, что порядочному человеку нельзя жить более 35 лет, Достоевский говорит: 40.
А какие имена (не фамилии, а имена)! Лазарь Каганович, Лаврентий Берия, Иосиф Сталин…
рожа красная, как святые раны Господни
Мне ненавистен «простой человек», т.е. ненавистен постоянно и глубоко, противен и в занятости и в досуге, в радости и в слезах, в привязанности и в злости, и все его вкусы, и манеры, и вся его «простота», наконец… О, как мои слабые нервы выдерживают такую гигантскую дозу раздражения. Я поседел от того, что в милом старом веке называли попросту «мизантропиею».
стучит казбечиной по пачке «Казбека», гладит пистолет и дует в него, точит нож о голенище – «Ну, так как же, будем говорить?»
Английские книги по этикету XV-XVI ее. запрещали, во время трапезы, плевать через стол и сморкаться в скатерть.
понемногу суживать тот круг вещей, над которыми позволительно смеяться
Мелкая сволочь. Люди вдесятеро сильнее их чувствующие зовут к самообузданию и являют образцы. А эти – не могут!
Публиций Сир: «Мы начинаем интересоваться людьми, когда видим, что они интересуются нами».
Вы такой нежный человек, Ерофеев, такой неожиданный. Я буду реветь, когда вы уедете.
Гете имел привычку принимать королевских особ у себя – во фланелевом халате и в тапочках.
Колхоз дело добровольное: хошь, не хошь, а вступать надо.
А вот еще одна моя заслуга: я приучил их ценить в людях еще что-то сверх жизнеспособности.
Магазины на ул. Пушкина. Соболя и колбасы. Вино, фрукты и диапозитивы.
«Буря возмущения среди трудящихся Англии»: консерваторы ввели трехдневную рабочую неделю.
и ограниченность и нормативность
Сравни их тяжесть и безвыходность и мою, дурацкую. У них завтра зарплата– а сегодня нечего жрать. А у меня ленинградская блокада.
А Тихонов бы все напутал. Он в Афинах был бы Брут, а в Риме – Периклес.