Беспощадная истина

Тайсон Майк

Робин поручила Уинстону вручить Кейтону, который сидел в первом ряду, иск. Она надела красное платье с блестками и глубоким вырезом и сидела рядом с Доном. Он, безусловно, очень обрадовался, когда она сообщила ему об иске. На поединке присутствовал также Норман Мейлер, который позже обнародовал следующую интересную мысль: «Тайсон выглядел осунувшимся, не испуганным, не обеспокоенным, но слегка измученным, словно оставалась какая-то проблема, которую он не был в состоянии решить». Норман был прав, однако у меня оставалась больше, чем одна проблема.

Как только я поднялся на ринг и посмотрел на Спинкса, я понял, что побью его. Он не взглянул на меня во время инструктажа. Пока мы ждали гонга, Кевин сказал мне, что он поставил на то, что я нокаутирую

Спинкса в первом раунде. Когда прозвучал гонг, я пошел прямо на него. Я преследовал его некоторое время, мы обменивались ударами, и я знал, что он не мог причинить мне боль, я даже не чувствовал его ударов. Где-то через минуту я поймал его у канатов, левой провел апперкот, а правой по корпусу отправил в нокдаун. Впервые за всю свою карьеру Спинкс оказался на полу. Я знал, что бой окончен, потому что я всю неделю отрабатывал со спарринг-партнерами удары по корпусу. А он упал, я думаю, после не самого крепкого удара. Он поднялся, принял стойку на счет «восемь», и мы продолжили. Три секунды спустя он наугад выбросил удар, а я провел апперкот правой, и все закончилось. Я вернулся к себе в угол с руками, вытянутыми вперед, ладонями вверх. Все великие боксеры прежних времен делали так, это был жест, показывающий смирение и покорность. Я считал, что я оставался самым великим.

На пресс-конференции после боя я заявил, что могу побить любого человека в мире и что, насколько я понимаю, этот бой может оказаться моим последним боем. Оба эти заявления я сделал не случайно. У меня, конечно же, не было желания продолжать драться до тех пор, пока все в моей жизни не упорядочится. К тому времени я уже прекрасно понимал, что должен был избавиться от женщин и своей управленческой команды. Мне необходимо было начать все заново.

Мы устроили вечеринку, присутствовали все знаменитости: Сталлоне, Брюс Уиллис, Бриджит Нильсен. Дефилируя по комнате, я вдруг увидел за одним из столов свою сестру Дениз в окружении поклонников. «Мне лучше уйти, – подумал я, – иначе меня поставят в неловкое положение». Я попытался было улизнуть, но тут раздался ее звонкий голос: «Майк!» Я продолжал идти, делая вид, что я ничего не услышал. «Майк! Майк, ты ублюдок, и тебе лучше подойти сюда прямо сейчас». Я подошел к ее столу. «Майк, дай мне диетическую колу. И поскорее!» – велела сестра.

– Да, дорогуша, – ответил я. Некоторые вещи никогда не меняются.

Моя сестра была удивительным человеком. Она постоянно беспокоилась обо мне. Возможно, сейчас она хотела поколотить Робин и Рут Безжалостную, но я был против, чтобы она делала это. Дорогуша была простой женщиной. Она была счастлива встретить таких артистов, как Опра и Натали Коул. И ей хотелось показать им, что она держит меня в узде, поэтому-то она и велела мне добыть ей диетической колы. Люди переговариваются: «Смотрите, вон Железный Майк», – а она командует мной.

Я однажды был в Лос-Анджелесе, позвонила сестра: «Эй, Майк, мне нужен матрас».

– Ладно, я пошлю кого-нибудь, чтобы достать его тебе, – ответил я.

– Ну, я не знаю этих людей. Майк, ты должен сам пойти и достать его.

У моего приятеля Шорти Блэка в Куинсе [105] был небольшой допотопный бар, но моей сестре он представлялся самым значимым явлением в мире. «Сегодня вечером я собираюсь к Шорти», – говорила она мне важно.

Я предлагал ей пойти в «Бентли», или в «Китайский клуб», или в любой модный клуб в городе, но она ограничивалась походом к Шорти.

105

Куинс – район в Нью-Йорке.

Я посвятил этот бой Джимми Джекобсу. После этого я должен был, как заведено, посетить могилу Каса. После каждой защиты своего титула я навещал ее с большой бутылкой шампанского и праздновал вместе с Касом. Касу нравилось шампанское. А Руни нравилось ругать меня после этого.

– Прекрати бросать эти проклятые бутылки на могиле Каса, – возмущался он. Каждый раз, когда он видел на могиле бутылку «Дом Периньон», он знал, что это была моя.

После боя со Спинксом ситуация стала еще безумнее. Кейтон негодовал, поскольку был ответчиком по иску. Однако, если судить по газетным статьям, никто не считал, что Джим и Билл поступили неправильно, передав меня один другому, словно я был чьей-то собственностью. Если кого-то предали, то им был я. Когда Джим ушел, я ни в коей мере не желал, чтобы Кейтон был моим менеджером. И если бы Кас был рядом, Кейтон уже давно бы ушел. Кас никогда не любил Кейтона, потому что тот сотрудничал с Международным боксерским советом, а Кас считал эту организацию своим смертельным врагом.

Женщины назначили своим советником-консультантом Дональда Трампа, но это оказалось плохим шагом. Он не знал мира бокса. Он ничего не знал о ведении переговоров насчет денежных фондов, о дополнительных правах, о правах на коммерческую деятельность в других странах, о соглашениях с телевидением. Было слишком много людей, которые зарабатывали на мне деньги, чтобы позволить этой склоке долго продолжаться. В июле Билл пересмотрел условия своего контракта, сократив до 20 процентов свой управленческий гонорар и до 16 процентов свой процент за мое участие в рекламных съемках. Одной из причин того, что все было улажено, было то, что мой гонорар за поединок со Спинксом разошелся на оплату судебных исков. Так что, я получил чек на десять миллионов долларов, а Билл получил свои пять миллионов.

Все давили на меня, чтобы я вернулся на ринг, но я не спешил. Я должен был драться с Фрэнком Бруно в Лондоне, но на пресс-конференции, созванной для заявления об урегулировании споров с Кейтоном, я всех ошеломил.

– Я намерен отложить бой с Бруно и взять от шести до восьми недель для отдыха. Я сейчас просто не готов драться, – заявил я.

В тот период я все больше и больше времени проводил с Доном Кингом. В мае я поехал в Кливленд и на несколько дней остановился в его доме. Дон уговорил меня подписать с ним соглашение о рекламно-информационном сотрудничестве, но мы держали это в тайне до поединка со Спинксом. Он все превосходно устроил.

Как-то в этом году Дон взял меня на выступление Майкла Джексона. Дон осуществлял рекламную кампанию для Майкла и его отца, и после шоу он повел меня за кулисы. Я встречался с Джо Джексоном на некоторых своих боях, поскольку он был игроком и делал ставки. Мы оказались за кулисами, а Майкл стоял в углу, ожидая, когда ему подадут автомобиль. Никто не мог приблизиться к нему, но он видел, что я был окружен людьми, желавшими получить мой автограф. Я хотел пожать ему руку, прежде чем он сядет в машину, поэтому я подошел к нему.

– Как поживаете, мистер Джексон? Рад видеть вас, – сказал я.

Он прервался на секунду, оглядел меня и ответил:

– Я откуда-то знаю тебя, не так ли?

Он фактически обосрал меня тогда. Он прекрасно знал, кто я. Но я не мог злиться на него – мне понравилось, как он меня отшил. И я с нетерпением ожидал случая, чтобы опробовать на ком-нибудь его методу.

Когда Дон Кинг 16 августа приехал в Нью-Йорк, он сделал сенсационное заявление о подписании со мной эксклюзивного контракта о рекламно-информационном сотрудничестве. Билл пришел в ярость и пригрозил подать в суд. Женщины практически уже не влияли на ситуацию. Они проиграли тендер на управление моим бизнесом. Они продолжали реализацию своего плана «Б» – представлять меня чудовищем и подготавливать соглашение о расторжении брака. В течение всего лета Робин раздавала интервью, утверждая, что я был с ней жесток. Но когда журналисты интересовались документальным подтверждением, они не могли ничего получить для обоснования этих бредовых претензий. Я действительно не люблю говорить о людях плохо, и, насколько я знаю, они обе могли измениться к настоящему времени, но тогда они были просто подколодными змеями, самыми последними суками в мире.