Беспощадная истина
Шрифт:
У меня в тюрьме все шло прекрасно до тех пор, пока кто-то не настучал на меня и нарколога. Я уже собирался через неделю выбираться оттуда, если сдам последний экзамен, как вдруг из отдела внутренних расследований пришел парень, чтобы поговорить со мной. Кто-то сообщил им, что я целыми часами находился в комнате вместе с преподавательницей, поэтому они прислали следователя из другой тюрьмы, чтобы опросить меня. Я взмок, как сутенер с одной шлюхой.
– Вы должны выйти уже через несколько недель, но все изменится, если вас признают виновным, – сказал он спокойно.
Ничего себе! У меня сперло дыхание.
– Но я ничего
Этот маленький белый парень здорово напугал меня, и я стлался перед ним, как дядя Том: «Да, сэр. Нет, сэр».
– Некоторые заключенные утверждают, что вы находились в той комнате вместе с советником чрезмерно длительное количество времени, – сказал он.
– Я ничего не знаю об этом. Я просто делаю свою работу. Мне надо посоветоваться. Раньше я сверх меры употреблял наркотики и алкоголь, и есть много искушений, с которыми я должен бороться каждый день…
Я выдумывал на ходу.
– Знаете, я считаю, что в вашем деле вам жутко не повезло, Майк, но вот этот вопрос – совсем иного рода, и это очень серьезный вопрос, – сказал он напоследок.
Я уходил от этого парня напуганным до смерти. Я вышел в зону посетителей и вдруг увидел, как она шла ко мне. Я чуть не упал. А затем я увидел белого парня, который, завершив мой допрос, собирался поговорить с наркологом.
– Не меня ли ты ищешь, ублюдок? – начала она орать на парня.
Ничего ж себе! У меня душа ушла в пятки, а яйца провалились в кроссовки. Я не мог поверить своим ушам: она кричала на этого белого парня. Я подумал: «О боже, мы в ж… пе!»
– Что, черт возьми, ты хочешь знать обо мне? Я здесь работаю уже семнадцать лет!
Она вцепилась в парня, обругала его, вытащила свою ксиву, короче, совершенно запугала его. Затем она зашла в комнату для свиданий, где я сидел, и начала со мной разговаривать, прикасаясь через брюки к моему члену. Когда он встал, она написала на моих брюках, там, где был член, свое имя.
– Черт, как ты могла так поступить? – спросил я.
Она только улыбнулась в ответ.
Больше я никогда ничего не слышал об этом расследовании. После завершения курсов я успешно прошел свой тест, хотя мог и завалить его. На одном из экзаменов меня попросили назвать «три насущных потребности человека». Я ответил: секс, пища и вода. Именно в таком порядке. Я проигнорировал воздух, только секс, пища и вода.
Мое освобождение было делом нескольких дней. По выходу из тюрьмы мне были обещаны миллионы долларов от телеканала Showtime и гостинично-развлекательного комплекса в Лас-Вегасе MGM Grand – благодаря сделке, заключенной Доном. Многие пытались переманить меня, но Дон казался мне лучшим вариантом. Он предлагал денег больше, чем остальные. А на выходе меня ожидала новая подруга.
Я встретил Монику Тернер несколько лет назад. Она была подругой Бет, одной из моих приятельниц. Бет хотелось свести меня с Моникой, потому что ей казалось, что мы будем подходящей парой. Поэтому Моника прислала для меня письмо в дом Камиллы, к которому приложила фотографию. Я не предпринимал никаких шагов, но за две недели до суда, находясь в Вашингтоне, появился перед ее домом в двух лимузинах. Я держал в голове ее номер, поскольку у меня фотографическая память. Я решил отправиться и взглянуть на нее, потому что лично мы еще не встречались.
– Ты где? – спросила она.
– Перед твоей дверью.
Я встретил ее у двери и попытался уговорить впустить меня, сказав ей, что мы должны подняться наверх, но она не согласилась. Со мной был Крейг Буги, который спросил ее:
– Можно мне воспользоваться туалетом?
И ему она позволила войти.
– Почему же ты позволяешь ему войти? Ведь ты его даже не знаешь? – спросил я.
– Потому что ты хочешь войти, чтобы сделать что-то еще, а он хочет просто попасть в туалет.
Так что, я просто послал ей воздушный поцелуй и ушел, больше я с ней не говорил. Затем однажды я получил в тюрьме от Моники письмо.
– О боже, пожалуйста, позвони мне, – писала она. В письме чувствовалась обеспокоенность и забота, поэтому я позвонил ей с оплаченным вызовом.
– Послушай, хочешь быть моей девушкой? – спросил я ее с места в карьер. Я так всегда и жил – одной минутой.
– Да! Хочу! – ответила она.
Я был рад. Она была славной, умной девушкой. Ей довелось много пережить: с ней плохо обращались, она знала трудные времена. Одно время она общалась с каким-то баскетболистом из «Нью-Йорк Никс», но затем бросила его.
Я отправил ей билеты на самолет, и она прилетела в Индиану. В то время она зарабатывала не так много, так как училась на врача.
Увидев меня в комнате для свиданий, она заплакала.
– Не могу поверить, что ты здесь, – сказала она.
Мы понравились друг другу, и она стала навещать меня, используя любую возможность. Иногда ей удавалось приходить даже два раза в неделю. Пока я был в тюрьме, мы никогда не занимались сексом. Иногда мы слегка дурачились, но я не хотел рисковать, чтобы ей не запретили посещать меня. Я всегда с нетерпением ждал встреч с Моникой, больше, чем с кем-либо другим.
Когда она начала навещать меня, у нее был немного избыточный вес. В то время я был достаточно мелким, поэтому я сказал, что ей нужно сбросить несколько фунтов. Я продумал для нее план физических занятий и стал тренировать ее по телефону. У нее были мотивы, и она похудела.
Я был там три года, и теперь я, наконец, выходил. Я проснулся рано утром и упаковал все свои вещи. Фарид освободился еще раньше, так что у меня не оставалось в тюрьме по-настоящему близких друзей. Но я попрощался с другими заключенным. Пока мне оформляли документы, я ждал, когда можно будет выйти и поприветствовать сотни журналистов и операторов, которые находились у ворот тюрьмы с середины ночи. Когда я уже совсем готов был идти, ко мне подошла небольшая белая женщина-охранник.
– Я горжусь тобой, приятель, – сказала она мне. – Не верила, что ты сможешь справиться с этим, но ты смог. Ты не позволил им сломить тебя. Поздравляю.
Некоторое время я размышлял о том, что она сказала. Ко мне вернулась мания величия, и я подумал: «Она не верила, что я смогу справиться с этим? Да знает ли она, б… дь, откуда я? Я родился в институциональной системе. И кто же я, б… дь, по ее мнению?»
Но она имела в виду другое. Она вела речь о моей долгой опале и привыкании к обществу, где я не считал себя лучше, чем все остальные. Мы были все равны. То, что она сказала, было выше моего понимания, и, несмотря на все мои усилия, становилось для меня все туманней, непостижимей и загадочней с каждым моим шагом наружу, на волю, к внешнему миру.