Беспощадная страсть
Шрифт:
— Знаю, Тарас Леонтьевич, знаю. Но вы не подумали, что ему, может, нечем делиться? Иначе самому останется слишком мало и вся затея с организацией потеряет смысл? — Север остро взглянул на собеседника. — Вот вы хотели увеличить свою долю. А вы не подумали, что даже увеличенная она может оказаться не слишком большой? И Онассиса из вас не сделает?
— А вы хотите переплюнуть Онассиса, Сатир?
— А вы? — холодные глаза Севера смеялись.
— Ну… — Львивченко даже
— Есть в городе один человек, который вполне может потягаться с Онассисом, — сказал Север. — Догадываетесь, о ком я?
— Газават?
— Именно. Почему бы нам с вами не пощупать его за вымя?
— Да как? — обалдело воскликнул Львивченко.
— Газават владеет золотой жилой — сверхдешевым героином. Откуда он его берет?
— Не знаю.
— А кто может знать?
— Только сам Газават. Ну, еще, вероятно, его дворцовая стража…
— Ладно, это я узнаю.
— От кого ж? — Тарас почти насмехался.
— Узнаю! — повторил Север жестко, и Львивченко вдруг поверил: ЭТОТ узнает.
— А вы мне скажите вот что, — продолжал Север, — когда я найду источник товара и завладею им, вы сможете обеспечить переброску его из города?
— Смогу, был бы товар, — хмыкнул Львивченко.
— Товар будет! — заверил Север. — И скоро. Давайте договоримся о взаимном балансе интересов. О разделе прибыли.
— А не рано? — прищурился Тарас. — Шкура неубитого медведя…
— Не рано, — отрезал Север. — Ибо после будет поздно. Тех денег, конечно, на всех хватит, но ведь денег никогда не бывает СЛИШКОМ много. Поэтому надо обо всем условиться. Итак, ваша доля — треть.
— Почемуй-то? — возмутился Львивченко.
— Считайте сами. Мой товар, мой покупатель, ваша доставка. Две доли работы мои, третья — ваша. Соответственно и прибыль делим в той же пропорции: две трети мои, треть — ваша. Справедливо?
— Справедливо, — согласился Львивченко, а сам подумал: этот Сатир рассуждает так уверенно, словно никакого Газавата нет вовсе, а героин уже складирован в ближайшем лабазе и только ждет отправки… Да-а, треть прибыли Газавата… Получить бы ее, эту самую треть… И впрямь на всех хватило бы…
— Итак, по рукам? — Белов протянул ладонь.
— По рукам! — Львивченко крепко пожал ее.
Тарас сам не понимал, почему он так уверен, что этот Сатир все сможет: и Корвета свалить, и Газавата…
— Значит, девочек-бомжих больше ловить не надо, — подытожил Север. — Сдадим чеченам последнюю партию — и вплотную займемся героином. А за девочек я вам отдам половину суммы. Идет?
— Заметано, Сатир! — Тарас радовался так, будто уже стал не беднее Онассиса.
— Только вот что — по поводу Газавата пока никому ни слова! — предупредил Север. — Вообще никому, даже самым близким родственникам! Иначе все планы могут пойти прахом.
— Я понимаю… — Львивченко солидно кивнул. — В ожидании такого куша уж я сумею держать язык за зубами.
— Надеюсь! — улыбнулся Север. — Ну, до встречи, Тарас Леонтьевич! Вскоре вы убедитесь, что Сатир умеет держать слово!
Когда Львивченко ушел, Умник некоторое время молчал, слегка потрясенный всем происшедшим.
— Скажи, Сатир, ты действительно собираешься воевать с Газаватом? — спросил он наконец.
— Не воевать… — Север досадливо скривился. — Воевать с ним лоб в лоб у нас силенок маловато. Но его героин будет наш, обещаю!
— Каким образом?
— А ты сведи меня с Газаватом и увидишь.
— Свести?
— Ну да. Сначала помоги мне прикончить Корвета, а потом сведи с Газаватом. Сможешь?
— Как с преемником Корвета? — Умник слегка заикался.
— Ну! — Север чуть улыбнулся, лукаво разглядывая собеседника.
— А ты уверен, что братва…
— А ты? — перебил Север вкрадчиво.
Умник думал всего лишь несколько секунд.
— Пожалуй! — заявил он решительно.
— Вот видишь! — Север откинулся на спинку стула, расслабился. — У меня есть некоторые основания претендовать на уважение пацанов. Во-первых, войну с Львивченко мы остановили…
— Ты остановил!
— С твоей помощью. Во-вторых, всю братву спасли. В-третьих, купили Львивченко пустыми обещаниями, сыграв на его жадности. И он нам поверил. И будет помогать!
— Это все ты! — Умник упорно выдвигал Белова на первое место, но Север понимал: тот просто затушевывает собственную роль, продолжая неосознанно бояться Корвета и как бы прячась от расплаты за спину Сатира. Подобным же образом будут поступать и остальные бандиты-бомжи, даже после смерти Корвета. Ибо табу будет продолжать действовать. И братва, словно овцы, оставшиеся без вожака, охотно примет лидерство Белова. Чего Север и добивался.
— Лучше скажи мне, братуха, Корвет всем растрепал о моих взаимоотношениях с сестрой? — спросил Север. Он в свое время очень просил Корвета не говорить никому из братвы о том, что Сатир «занимается инцестом». Корвет снисходительно обещал.
— Никому не сказал и нам не велел! — заверил Умник. — Знаем только я и Борзой. Я молчу, а Борзой тем более — он без приказа босса слова не вякнет.
— Это хорошо. Это нам очень пригодится в игре с Газаватом, — пояснил Север.