Беспощадная страсть
Шрифт:
— Корвет кодирует круговую поруку, — Север заговорил спокойнее. — Основное табу, которое нельзя нарушать, — верность банде, сохранение ее тайн. Попутно он внушает пацанам почтительный страх перед самим собой и вводит установку беспрекословного подчинения каждому его слову. Но это внушение куда более поверхностно, чем основное табу. Конечно, владея техникой гипноза столь искусно, Корвет мог бы изготавливать из своей братвы истинных зомби, биороботов, полностью послушных исполнителей его воли. Однако подобная тактика не в интересах Корвета, поскольку бойцы должны уметь еще и думать, а не только стрелять. Не может же Корвет сам решать
— Ясно… — подняла глаза Мила. — Корвет для них — почти бог, а подземный бункер — святыня… Объясни подробно, как Корвет добивается этого.
— Сам обряд посвящения, — криво улыбнулся Север, — обставлен довольно аляповато. В духе ярмарочного балагана. С дешевыми мистификациями, фокусами, обкуриванием наркотическими благовониями и так далее. На первый взгляд глупость, но, знаешь… вкупе все это действует. Кроме того, Корвет использует иглоукалывание и прочие подобные примочки — для подавления воли кодируемых. Если подробно, то это выглядит так: начинает он…
Глава 26
Север и Умник сидели в засаде — дожидались очередного патруля ментов-транспортников. Задание Корвет дал простое — патруль подстеречь и расстрелять. Это был очередной ход Дейнекина в войне его банды с железнодорожным отделом милиции.
Когда обнаружился труп Павло Крысюка, Львивченко отреагировал быстро и жестко. Прежде всего он разогнал с вокзала и прилегающих к нему территорий всех проституток. Поскольку вокзал, где гужевались транзитные челноки, являлся для шлюх основным местом «снятия» клиентов, бляди остались почти без работы. А следовательно, Корвет лишился существенной статьи своего дохода. Вторым шагом Львивченко стала «депортация» общины бомжей из вагонного отстойника. Бездомных просто выгнали из города, распихав по порожним товарным вагонам проходящих поездов и ненавязчиво убедив обратно не возвращаться. Теперь в случае гибели кого-то из корветовских бойцов Данилу негде было бы подбирать новые кандидатуры на место выбывших.
Возможно, выбрось сейчас Львивченко белый флаг, предложи мировую, Дейнекин успокоился бы: его чудовищное самолюбие было бы удовлетворено, а свою жажду крови Данил уже более-менее утолил убийством Павло Крысюка. Но Тарас Леонтьевич хотел отомстить за погибших родственников, или, точнее, рассчитывал получить солидную материальную компенсацию за их смерть. Он ждал, что после демонстрации им силы Корвет сам приползет к нему на карачках. Однако Корвет только окончательно озверел. Он отдал своим однозначный приказ: рубить «бендеру» под корень, до последнего хлопца. И открыть счет должны были сейчас Север и Умник.
— Скажи, братан, на кой нам эта война? — обратился Север к напарнику. — По-моему, не то мы делаем…
— Ты же сам пристрелил Павло Крысюка, — отозвался Умник меланхолично.
— Я выполнял приказ босса, — возразил Север. — Мне надо было войти в «семью». А теперь… Вспомни, ты же сам говорил: даже если мы перережем всех людей Тараса, то только потеряем… Разве не так? Разве это выгодно для «семьи»?
— Что мы можем сделать? — вздохнул Умник. — Босс велел драться, значит, дерись… Мы всего лишь солдаты.
— А если мы попробуем сами договориться с Львивченко? — предложил Север осторожно.
— Что?! — Умник аж подпрыгнул.
Север ожидал подобной реакции. Зная методы кодировки, используемые Корветом, Белов прекрасно понимал: зомбированному бойцу даже в голову прийти не может выступить против шефа. Корвет вызывает у подчиненных безотчетный страх, противиться которому они не в состоянии. Но если кто-то из членов банды — Сатир, например, — сумеет свалить нынешнего «папу», то станет для остальных почти таким же неприкасаемым авторитетом, как сейчас Корвет. Ибо образ Корвета связан у его бойцов с постоянным подсознательным страхом близкой гибели, вызванным обусловленной гипнотическим табу невозможностью выдать посторонним секреты банды, то есть невозможностью маневра в случае неблагоприятного стечения обстоятельств. Фактически бандиты ежеминутно находятся в состоянии тяжелого стресса, обусловленного столь жесткой программой. Психологически они все время неосознанно пребывают на грани жизни и смерти. И так же неосознанно ненавидят Корвета, поскольку табу, повинное в их стрессе, исходит от босса. Но парни даже не догадываются о своей ненависти. Однако она проявится, обязательно проявится, если умело ее подтолкнуть, думал Север.
— А то, — ответил Север Умнику как можно более спокойно. — У меня есть предложение. Сейчас мы не будем убивать патрульных…
— Не выполнить приказ? — охнул Умник. — Это смерть!
— Не пыли, брат, погоди, слушай, — Север говорил умиротворяюще, пристально глядя бандиту в глаза. — Ты можешь сам, без ведома босса, связаться с Львивченко?
— Нет… То есть в принципе могу, но он не станет со мной разговаривать. Он мне не поверит, кто я такой? Если я назначу ему «стрелку», он не придет — испугается ловушки… — Умник бормотал что попало, весь трясясь. — Да не фигура я для Тараса! — выкрикнул он наконец отчаянно.
— Успокойся, брат, успокойся, — предложил Север мягко, но настойчиво. — Выслушай, что я придумал. Нынешняя война — конец для «семьи». На нас наедет РУОП, городская уголовка, все… Бизнес мы потеряем целиком, а многие из нас потеряют и головы. Мы сейчас одни, одни против целой махины, и у нас нет другой поддержки, кроме наших стволов. Мы проиграем в любом случае, ты понимаешь это? — Север гипнотизировал собеседника, стараясь хотя бы чуть-чуть освободить его от власти табу.
— Корвет знает, что делает, — неуверенно протянул Умник.
— Корвет озверел, — возразил Север ровно. Он старался избегать сейчас жестких интонаций. — Корвет действует, исходя исключительно из собственных амбиций. Ему плевать, что нас постреляют — сам-то он отсидится в бункере, а потом, когда все успокоится, наберет новую бригаду. Зато Львивченко он отомстит. Ценой наших жизней. В кайф тебе такой вариант? Ништяк, правда?
Умник ошалело смотрел на Белова.
— Но делать-то что?! — выпалил он со слезой в голосе. — Я не хочу умирать, но кто мы с тобой такие перед Корветом?
— Положись на меня, — Север слегка потрепал Умника по плечу. — Не такой пацан Сатир, чтобы дать себя завалить. И свою братву, подельников, Сатир никогда не бросал. Положись на меня, — уверенно повторил Север.
— Хорошо, а что нам делать сейчас? — спросил Умник. Он явно поддался влиянию нового братка. — Вот-вот патруль появится…