Беспощадная толерантность (сборник)
Шрифт:
– Вообще-то трансгендеры, – поправил Матвеев.
– Да хоть трансформеры. Разрешили, значит, парады… А З и П для чего?
– Как это – для чего? Зоофилы и Педофилы.
Воронин тупо уставился на приятеля, пытаясь уловить хотя бы искорку смеха в его глазах, однако Матвеев был совершенно серьезен. Более того, он неожиданно принялся с тревогой оглядываться по сторонам.
– Ты чего, серьезно, Федор?! Какие, на хрен, педофилы?! Педофилы на зоне должны у параши сидеть, а не с лозунгами ходить!
– Так, пошли отсюда! – прошипел Матвеев и поволок его за рукав в
– Надо было на машине ехать… – бормотал Матвеев, таща приятеля через какую-то полутемную арку. Они выбрались на небольшую улочку, заставленную припаркованными автомобилями (Дегтярный, что ли?), и Матвеев оглянулся.
– Кого боишься-то? – поинтересовался Воронин ехидно.
– Серега, ты ничего не понимаешь. Там люди вокруг, а ты – «у параши»…
– Конечно, у параши.
– Серега, я понимаю, что у тебя типа смягчающее обстоятельство, ты без памяти валялся и о том, что вокруг происходит, никакого представления не имел. Но незнание законодательства не освобождает от ответственности, помнишь такой старый юридический принцип?
– П-помню…
– Так вот, ты мог наболтать на статью, если бы я тебя оттуда не увел. Педофилы ему не нравятся. В Голландии партию педофилов чуть ли не двадцать лет назад официально зарегистрировали! А Россия – не Европа, что ли? У них прав нет, что ли?!
– А у детей? – уточнил Воронин, помаленьку охреневая от обрушившейся на него информации.
– И у детей! У детей есть право выбора! Ребенок – это личность!
Сказав это, Матвеев сердито зыркнул на Воронина и снова воровато огляделся. Нет, вокруг было пусто, только старуха кормила голубей на тротуаре да чуть поодаль разговаривал по рации полицейский. Что-то с ним было не так; приглядевшись, Воронин с недоумением обнаружил, что у полицейского густо накрашены ресницы, а на веки положены синеватые, в тон форменной куртке, тени.
– Ладно, пошли к тебе, там объяснишь про право выбора и про то, что у вас нынче за порядки, – подавив желание сплюнуть, сказал Воронин. – А то и вправду в отделение заберут…
– Идем, – буркнул Матвеев недовольно.
И в этот момент из арки у них за спиной вырвалось несколько молодых людей с явно нехорошими намерениями. Один, в обтягивающей розовой кофточке с рюшами, крикнул высоким голосом:
– Вон тот! Гомофоб, сука! Держи!
И вытянул наманикюренный палец, тыча в Воронина.
– Бежим! – пискнул Матвеев и кинулся куда-то в сторону. Воронин на мгновение остолбенел, но когда увидел, что за Матвеевым побежали лишь двое, а основная масса устремилась к нему, тоже рванул. Запрыгнув на капот ближайшего внедорожника, он побежал прямо по крышам, боясь только одного – не поскользнуться, не споткнуться, не упасть… Машины обиженно отзывались верещанием автосигнализаций, под ногами скрипело проминающееся железо, с треском лопнуло ветровое стекло…
Воронин спрыгнул на асфальт и оглянулся –
– Стоять! – закричал тем временем полицейский. – Стоять, полиция!
– А вот хрен тебе, – пробормотал Воронин, резко сворачивая за угол и прибавляя ходу. Он пытался сориентироваться, где именно находится. Кажется, вон в ту сторону будет Большая Садовая, а туда, соответственно, – Малая Дмитровка… Разбираться точнее было некогда, потому что знакомый по старым временам пейзаж в данном месте изрядно поменялся. Скверик откуда-то появился с памятником – два целующихся бронзовых мужика, кто такие, зачем тут стоят?!
– Держи его, сволочь! – орали сзади, громко топая и цокая шпильками. – Лови гадину! Фашист!
А ведь мент подмогу вызовет по рации, подумалось Воронину. Он чувствовал, что быстро слабеет, мышцы-то не успели восстановиться после комы, несмотря на терапию и упражнения… Мимо просвистел кусок кирпича, вмазался в стену дома, разлетевшись на куски.
– Стойте! Полиция!
– Как же ты меня достал… – выдохнул Воронин, проскакивая перед самым носом едущего наперерез грузовичка. Воспользовавшись тем, что на несколько секунд исчез из зоны видимости преследователей, он метнулся к двери подъезда, моля бога о том, чтобы там не было домофона. Домофона не оказалось, более того, дверь была услужливо открыта и подперта деревяшкой. Воронин вышиб ее ногой и вскочил в подъезд, затем в удачно оказавшийся внизу лифт, нажал верхнюю кнопку. Через пару минут он уже был на верхнем этаже и пытался открыть люк, ведущий на чердак. Повезло и здесь – вместо замка обнаружилась обычная проволока, кое-как замотанная в узел. Сломав ноготь и поцарапавшись, Воронин забрался на чердак и проследовал к слуховому окну, ведущему на крышу.
Осторожно выглянув за край, он глянул вниз. Преследователи разделились. Во дворе маячило трое-двое педиков и плотная стриженая девушка в мужском костюме. Полицейского не было видно – наверное, побежал вслед за остальными, догонять Воронина. А эти вряд ли такие умные, что догадались его тут выследить, – видать, те самые, что отстали. Да, точно, вот один пытается починить сломанный каблук, другой его нежно утешает. А баба просто запыхалась, потому что жирная, нервно курит на лавочке.
Воронин вздохнул.
Ну и что, сидеть теперь на крыше, как гребаный Карлсон?! И до каких пор? А если полицейский таки вызвал подмогу и они начнут обыскивать ближайшие дома? Судя по тому, как Матвеев трясся, теперь с этим делом серьезно…
Воронин покачал головой – надо же, фашист. Гомофоб поганый. И ведь никогда не был гомофобом, спокойно относился: нравится кому-то – на здоровье, тем более это не лечится, вот только почему все это нужно на люди выносить? А уж с педофилами совсем непонятно. Неужто и вправду легализовали?! Ну да, вот шли же, с лозунгами, депутаты впереди…