Беспощадный. Не русские идут
Шрифт:
Вертолёт, вздрагивая, опустился почти к самому основанию Опухоли.
Химчук открыл дверцу отсека. Мирослав осторожно высунул наружу деревянный ящик со взрывчаткой и металлическим конусом отражателя. Один бок ящика они выкрасили в яркий красный цвет, чтобы он послужил своеобразным прицелом, поэтому ошибиться было трудно. А чтобы ящик не закрутило под порывами ветра, тросов было два, держащих его за углы.
Весил же он более пятнадцати килограммов, в основном из-за отражателя. Конечно, направленным взрыв должен был получиться с помощью распределённого особым образом подрыва, однако отражатель лишним не был, и теперь манипулировать устройством было тяжело.
– Командуй, – сказал Химчук, берясь за тросы.
– Опускайте.
Геолог начал вытравливать тросы, упираясь ногами в борта отсека вокруг дверцы. Мирослав, держась одной рукой за поручень, высунулся с биноклем в другой, прижал окуляры к глазам.
– Ниже… ещё… ниже…
Вертолёт рыскнул.
– Оп-ля! – едва не вывалился Мирослав.
– Целься быстрее! – пропыхтел Химчук.
Вертолёт опустился ещё на пару метров. Лопасти винтов чертили круг у самой поверхности водяного купола, и Мирослав снова мимолётно подумал, что Наталья классный лётчик.
Девушка что-то прокричала. Кожухин услышал только слово «ветер».
Действительно, порывы ветра могли снести машину на Опухоль, и тогда авария была бы неизбежна.
– Приготовились!
– Соринку свою видишь? – прокричал багровый от усилий геолог.
– Отлично вижу, прямо к краю подплыла. Начинаю отсчёт, на «три» – врубаю!
– Давай, я сам направлю бомбу.
– Времени нет… раз… два… три!
Мирослав, не глядя, повернул рычаг старинного коммандера, шлёпнул ладонью по красному грибку выключателя.
Раздался взрыв.
Огненно-дымный язык вонзился в гладкую плёнку основания Опухоли, чуть левее «костяного» четырёхгранника Соринки, проделал в воде глубокую яму.
Рождённый взрывом прозрачно-зеленоватый гребень воды выметнулся в сторону, достиг трёхметровой длины, захватив тетраэдр, но от тела Опухоли не оторвался и не рассыпался на фонтаны брызг, начал втягиваться обратно, как резиновый жгут.
Надо было подготовить два взрыва, мелькнула запоздалая мысль.
Действительно, если бы в этот момент сработало ещё одно взрывное устройство, направленное таким образом, чтобы отсечь водяной выброс, дело было бы сделано. Но второго ВУ у них не было, и водяной желвак втянулся в основной массив Опухоли, не потеряв ни грамма воды.
– Чёрт! – выдохнул Мирослав.
Химчук, отпустивший тросы, успел увидеть последние метаморфозы водяного пузыря.
– Ёлки-моталки! Надо было чем-нибудь рубануть по ножке фонтана!
Вертолёт вздрогнул, шатнулся из стороны в сторону.
Мужчины, держась за края дверцы, вынуждены были спрятаться в отсеке.
– Уходим! – процедил сквозь зубы геолог.
Наталья, очевидно, и сама поняла, что эксперимент со взрывом провалился, отвернула машину от Опухоли, подняла её на два десятка метров.
Стало видно, что эскимосы на лодке отчаянно гребут к берегу, спасаясь от волн, бегущих по заливчику от островка с Опухолью.
И в этот момент произошла резкая коренная перестройка водяной сверхкапли.
После взрыва её поверхность покрылась чешуёй волн, заходила ходуном, однако не успокоилась, как бывало раньше после ударной волны от винтов вертолёта или когда люди касались воды инструментами, пытаясь взять пробы, а стала вибрировать и дрожать сильнее. Амплитуда волн начала увеличиваться.
Через несколько секунд Опухоль вся покрылась пенящимися язвами и водными волдырями, заклокотала, как кипящая вода в котле. Из её вершины с рёвом и свистом вырвалась в небо струя пара и воды, едва не задев вертолёт.
– Что творится! – весело и со страхом воскликнул Мирослав.
– Аркадьич нам головы оторвёт! – мрачно пообещал Химчук.
– Мы ни в чём не виноваты.
– Видишь, что наделал взрыв?
– Ну и что? Мощность взрыва была совсем никакой, он не мог так всколыхнуть всю массу воды.
– Значит, он запустил какой-то резонансный процесс внутри Опухоли.
Мирослав стиснул зубы, понимая, что геолог прав.
Взрыв действительно породил в водной горе продольные колебания, которые почему-то начали усиливаться и активировали в воде странный энергетический колебательный контур. И останавливаться этот процесс не хотел.
Наталья прокричала что-то.
Кожухин очнулся, направил на Опухоль глазок видеокамеры своего айфона и включил запись. Он совершенно упустил из виду, что попытку выковырнуть Соринку из тела Опухоли надо было снимать на плёнку или «на цифру».
Между тем движение внутри и на поверхности водяного купола продолжалось.
Вся Опухоль превратилась в единый интерференционный узор из волн, некоторые из них достигали высоты двух и более метров.
– Что происходит?! – услышал наконец Мирослав голос Натальи.
– Она пошла вразнос! – прокричал он в ответ, продолжая снимать процесс турбулентного волнения Опухоли. – Если амплитуда колебаний превысит предел поверхностного натяжения…
– Что тогда?
– Опухоль расплескается на капли!
– Надо было предупредить охотников.
– Они уже почти на берегу.
Однако предположению Кожухина насчёт «расплескается» не суждено было сбыться.
Когда вертолёт поднялся на высоту полусотни метров над вершиной водяного купола, он весь вдруг с длинным всхлипом – звук был слышен даже сквозь гул винтов – ушёл под землю.
Вертолёт дёрнуло вниз, в образовавшуюся воронку, волной внезапного падения давления.
Однако Наталья не дала ему упасть в провал, сделала разворот и подняла вверх на глиссаде выхода, повторив форму провала – почти идеальную полусферу – в метре над кипящей плёнкой начавшей успокаиваться воды.